Сомнение Гурова

– Маша, я тебе уже сто раз говорил, что, не судья, не палач и не убийца, – спокойно сказал Гуров. – Я способен убить человека только в том случае, если он реально представляет смертельную угрозу мне, моим близким и друзьям. Сделать это только потому, что он меня об этом просит, я ни за что не смогу.

– А вот я не знаю, – задумчиво проговорил Станислав, встряв в семейный спор. – Возможно, я действительно застрелил бы Сотникову в тот момент. И из жалости, и потому, что за убийство полицейских, какими бы они ни были, преступник заслуживает только смерти. Но это мое мнение.

Такой спор периодически возникал между друзьями, когда они собирались вместе, чтобы отдохнуть. Подробности дела убийцы полицейских еще были слишком свежи в памяти, чтобы заставить их говорить на другие темы.

Сейчас вся компания находилась на даче у Орлова. Строева, Гуров и Крячко сидели в беседке. Генерал-лейтенант взялся самолично жарить шашлыки, а его супруга не допустила никого к приготовлению салатов. Станислав в этот день был без пары. На вопросы друзей о том, куда делась его последняя возлюбленная, этот профессиональный бобыль только отмахивался. Дескать, есть темы и интересней, чем рассуждения о моей личной жизни.

Последнее воскресенье ноября выдалось солнечным и удивительно теплым. Ветра не было, и на солнце температура поднималась до плюс пятнадцати градусов. Если бы не абсолютно голые ветки деревьев, то действительно можно было бы подумать, что до зимы еще далеко. Мария и Гуров расстегнули куртки, Станислав и вовсе снял свою, развалился в кресле под мягкими лучами солнца.

– Я все же считаю, что у вашей Сотниковой с мозгами не все в порядке, – проворчал Орлов после замечания Станислава.

– Все у нее с ними в порядке. Психиатры заключение дали, сказали, что вполне вменяема, – заявил Крячко.

– Читал я эти заключения, – буркнул Орлов. – Ненормальной я Сотникову считаю потому, что не могу себе представить, как милая девушка кому-то хладнокровно горло ножом перерезает. Тем более если этот человек уже не может защищаться. Как она опытных полицейских обездвиживать-то умудрялась?

– Обычный клофелин, – ответил сыщик. – Выпивали по рюмке. Жертва – с клофелином, она – без него. Полицейский отключался. Преступница привязывала его к стулу и ждала, когда он очнется. Потом зачитывала свой приговор и приводила его в исполнение. У нее все было четко рассчитано. Эта особа даже Писарева на кладбище притащила. Тот, видите ли, любил всякие извращения в сексе. Ему показалось, что ее предложение заняться любовью на могиле придаст дополнительную остроту ощущениям. Преступница точно знала, чего хотела и как могла добиться желаемого. Не стоит ее оправдывать.

– А я ее и не оправдываю, – приняла камушек в свой огород Строева. – Просто знаю, что за своего любимого могу убить кого угодно. Правда, не таким способом. Я предпочла бы пистолет или яд.

– Та-ак, Лева, – с деланым испугом протянул Крячко. – Теперь ты будешь ту еду, которую Мария к столу подает, сначала сам в каждой тарелке пробовать. Вдруг она сочтет, что мы тебе враги, и отравит всех нас?

– Нет, Стасик, для тебя такая доза яда понадобится, что ее ни в одну тарелку не запихаешь, – в тон ему ответила Строева. – Так что лично для тебя я приготовлю пистолет. Он понадежнее будет.

Этот обмен колкостями немного разрядил обстановку, отвлек всех от обсуждения Сотниковой и ее поступков.

К тому же созрела первая порция шашлыков, и честная компания решила выпить по рюмочке под хорошую закуску. Орлов считал себя гуру в приготовлении шашлыков, хотя почти все его знакомые к этому относились весьма скептически. Правда, с утверждениями генерала они не спорили, поскольку он очень сильно обижался на тех людей, которые пытались критиковать его кулинарные способности.

Однако в этот раз шашлыки получились действительно великолепными. Друзья накинулись на еду, позабыв на время о работе и обо всем, что с ней связано.

А вот Строевой мысль о Яне не давала покоя. Она не оправдывала девушку, но, будучи актрисой не только по призванию, но и по духу, постоянно примеряла на себя ее шкуру. В какой-то степени Мария понимала Сотникову и даже сочувствовала ей. Вырасти в обстановке, где профессиональная честь считалась самой главной ценностью в жизни, и столкнуться потом с полным пренебрежением к этим правилам! Такое испытание действительно могло сломать психику юной девушки.

Строева словно сама была ею. Она чувствовала то разочарование, отчаяние и безысходность от неспособности что-то изменить, которые, по мнению актрисы, должны были стать главными чувствами в жизни Сотниковой. Именно тот факт, что так и не смог найтись человек, способный обогреть и вернуть к жизни девушку, разочаровавшуюся в главных ценностях, и пробуждал в Марии жалость к Сотниковой.

– Лева, вот ты мне честно скажи, неужели тебе Яну совсем не жаль? – вернулась она к прерванному разговору.