Сомнамбула

– Двадцать пять лет назад был разоблачен кружок народников в Императорской медико-хирургической академии.

– О, что вспомнили! – улыбнулся Александр Ильич. – Давние, былинные времена, я тогда только служить начинал… А вам зачем понадобилась эдакая древность?

– Тогда же и познакомились с профессором Тихомировым?

Александр Ильич хмыкнул. Вопрос ему сильно не понравился.

– Вы опасно догадливы, Родион Георгиевич, – сказал он и шутливо погрозил пальцем. – Зато теперь знаю, что у нас в полиции есть хотя бы один человек с головой на плечах. О вашей судьбе я позабочусь.

Выйдя из кабинета, Ванзаров заметил, с какой ревностью наблюдал за ним Зволянский, хотя и приветливо кивнул. А Пирамидов просто подошел.

– Благодарность моя вам бесполезна, – сказал он с излишней прямотой. – Считайте, что роли поменялись, теперь я ваш должник.

– Взяли Сташевского? – из вежливости спросил Ванзаров, хотя и так было ясно.

Полковник мотнул головой.

– Ушел… Черная лестница ведет во двор, оттуда скрылся на Кавалергардскую. Мои люди потеряли его в темноте… Сплоховали, бездельники… Кто он?

– Осведомитель Квицинского, – ответил Ванзаров. – Пичкал его тем, что рассказывала Крашевская. На самом деле водил за нос. Предполагаю, что обещал Леониду Антоновичу привезти пана Гузика. Сам привез юного актера, держал его в «Виктории», можно сказать, у всех на виду. Очень умно. Когда я случайно заметил мальчишку у него в номере, не растерялся и назвал своим любовником. Бойкий господин и очень опасный.

Пирамидов скривился, как от зубной боли.

– Дурак Мочалов застрелил Крашевскую, – в сердцах сказал он. – Где теперь искать этого Сташевского? В лицо его, конечно, знаем, портрет для полиции составим, но никаких сведений у нас нет. Иначе не позволил бы такую наглость, как явиться и выдать себя за доктора Охчинского. Сташевский. Фамилия, что ли, фальшивая… И какой дерзкий, вытащил свою напарницу из крепости, а при малейшей опасности бросил, чтобы себя спасти. Мог бы пострелять для приличия…

– Я дал слово привести вас к убийце Квицинского, – сказал Ванзаров, чтобы не обсуждать, какие отношения связывали Крашевскую и Сташевского, кроме спиритизма и революции.

– Что, есть шанс взять его в Петербурге?

– Шанс есть, – ответил чиновник сыска. – Сегодня он должен попасть в одно место, которое захочет осмотреть тщательно.

– Почему так думаете?

– У него нет выбора: акция с расстрелом высших чинов МВД провалилась, Крашевская погибла, machina terroris не найдена…

Как ни тяжко было услышать это Пирамидову, но теперь скрывать от чиновника полиции истинные намерения не имело смысла.

– Ладно, раз все понимаете, – сказал он. – Где ловить будем?

– Недалеко, – ответил Ванзаров. – Только разрядите револьвер ротмистра на всякий случай.

2 ноября 1898 года, глубокая ночь

78

Дом на Екатерининском канале

В квартире царила темнота. Свет был не нужен. Заперев дверь со стороны прихожей, он пропустил вперед женщину и приказал искать.

Медленно, как во сне, она вошла в гостиную, сделала круг и остановилась около шкафа с корабельными приборами.

Так и думал, что вещь спрятали здесь, укрыв за компасами, секстантами и прочим хламом.

– Ищи, ищи, – приказал он.

Женщина открыла створки шкафа и стала сдвигать приборы. Они падали на пол, ломались и разбивались, но кому их жалеть. Вдруг она засунула руку в глубь шкафа и вынула оттуда стеклянный колокол, укрепленный на медном постаменте, внутри которого виднелись переплетения стальных трубок и медных проводов.

Он сразу понял, что нашел то, что искал. Бесценная находка. Теперь расплатится по всем счетам. Да так, что мало никому не покажется…

Завернув находку в мешковину, он бережно уложил ее в приготовленный саквояж. Надо уходить, а то мало ли что… Женщина была помехой, он обещал не трогать ее. Обещания ничего не стоили. Пусть остается здесь, ей-то все равно…

В тишине хрустнул дверной замок. Он насторожился, вынул револьвер. Из прихожей донесся топот. Включился электрический свет. Он зажмурился, но увидел отчетливо: жандармов слишком много. Впереди начальник охранки.

– Сташевский, сдавайся, все кончено!

Сдаваться было глупо, когда цель достигнута. Надо спастись любой ценой.

Закрывшись женщиной, он выставил револьвер над ее плечом.

– Пошли вон! Дорогу! – закричал он и пальнул не целясь.

Жандармы попрятались за проемами двери. На него нацелилось четыре нагана. Силы слишком не равны…

– А ну, не балуй… Деваться некуда! Сдавайся!

– Я убью ее! Убью! – бросил он последний козырь.

– Да убивай! Тебе каторга лет на десять светит, а умалишенной все равно, – крикнул Пирамидов. – Сдавайся! Руки вверх!

Сташевский прицелился, чтобы не даром потратить патрон, еще надеясь на удачу, но женщина вдруг развернулась и коротким ударом воткнула ему в горло что-то острое. Он захрипел, схватившись за рану, не отпуская саквояжа, попятился, теряя сознание от боли, добрался до окна, из последних сил разбил головой стекло и заставил себя вывалиться. Снизу долетел мягкий шлепок.