Ирме было всего шестнадцать, она была по-подростковому некрасива и чрезвычайно бедно одета. На нервной почве Ирма ломилась по Лесу как медведь, гулко шлепая тяжелыми деревянными башмаками. Марк, прирожденный лесовик, то и дело морщился, когда соплячка с хрустом наступала на очередной сучок, или, того лучше, резко отпускала ветку, и та с размаху пыталась хлестнуть Марка по лицу – успевай уворачиваться!
Наконец, они вышли на облюбованную поляну. Марк засел в кустах, а Ирма, вместо того, чтобы чинно сидеть и ждать единорога, принялась носиться за бабочками и, прометавшись некоторое время по поляне, исчезла в чаще. Марк услышал вдруг ее крик, перешедший в захлебывающийся плач. Чертыхаясь, Марк устремился в лес, и очень скоро обнаружил девушку – Ирма свалилась в глубокую яму (возможно, брошенную берлогу), сильно исцарапала лицо и сломала ногу – Марк видел, что колено Ирмы было изогнуто немыслимым образом, и через небольшую ранку над коленом просвечивал отломок кости.
Девушка тем временем потеряла сознание. Марк стоял на краю ямы, чесал в затылке и думал, стоит ли с девчонкой возиться: Охотницей ей теперь никогда не бывать – единороги не клюют на девушек с физическими увечьями, а Ирме, даже при самом благоприятном исходе, хромота на всю жизнь обеспечена.
Марк вполне мог бы оставить ее здесь, зверям на съедение…. Но не сделал этого, а полез вниз, примотал Ирме к ноге палку кусками ее собственной юбки, взял хрупкое, костлявое, но достаточно тяжелое тело на руки и пошел к Городу. Девушка все не приходила в сознание и время от времени тихо стонала. Марк размеренно шел и неожиданно понял, как дорога ему эта страшненькая девочка, как беззащитна она сейчас в его руках…
Марк покрепче прижал к себе Ирму и вышел на тракт. Город все приближался. Город, где они с Ирмой когда-нибудь обязательно поженятся.
Амелия.
Амелия шла по Лесу, высоко подняв подол светлого платья и придерживая веревку на поясе.
Лес был прямо-таки сказочный: сосны, пронизанные солнцем, высились подобно сверкающим колоннам, в золотистом воздухе между ними вились сотни пылинок, то и дело вспыхивающих искрами, воздух был свеж и пах лесом.
Амелия злилась. Отправить ее одну, без прикрытия, в почти незнакомую местность – это уже безалаберность. Мало ли что с ней может случиться! А если звери даже! Заклятье от хищников стоило слишком дорого, и ее работодатели не хотели тратиться на столь скоропреходящий капитал, как девица. Долго на этой работе не задерживались – большая часть, конечно, увольнялась, потеряв необходимое «качество», меньшая часть гибла на работе. Амелии был известен трагический случай, когда девушка была убита единорогом – она потеряла девственность в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения и ничего об этом не помнила. А некоторые уходили из-за возраста: единороги, как известно, не клюют на девушек старше двадцати восьми лет, и пополняли ряды старых дев – незавидная участь!
Неожиданно Амелия услышала шум в кустах: ломился крупный зверь, и слишком тяжело для единорога. Выругавшись словами, которые девушке и знать-то не полагается, не то что произносить, не путая ударения, Амелия прижалась к стволу дерева, приготовившись чуть что на него вскарабкаться. Впрочем, если медведь, это не поможет. Но из кустов появился всего лишь лось, и Амелия, облегченно вздохнув, отлепилась от сосны, как вдруг заметила, что что-то насторожило зверя. Испуганно взревев, лось промчался мимо, а Амелия стала потихоньку спиной вперед отступать в кусты.
Вдруг ей под лопатку уперлось что-то твердое. И острое.
– Так-так-так, – послышался над ухом молодой и очень недобрый голос, – Что это у нас тут?
Амелия резко развернулась и оказалась с парнем лицом к лицу. Зеленые глаза блестели почти как внушительных размеров охотничий нож у него в руке. Парень улыбался, почти щерился, обнажая мелкие, очень белые зубы.
– Элф! – не удержавшись, воскликнула Амелия.
– Гуман, – презрительно скривившись, констатировал элф. Нож переместился Амелии под подбородок, и над ножом засверкали холодные, злые глаза, – И что же нужно гуманше в нашем свободном Лесу? – зашипел элф.
– Не твое дело! – огрызнулась Амелия. Нельзя сказать, что она не боялась – трудно сохранять спокойствие, когда защитой твоей жизни служит лишь непрочная броня твоей собственной кожи, но страх затмевала ненависть. Элфов Амелия ненавидела всей душой: они убили ее семью, сожгли ее дом, из-за них она вынуждена заниматься унизительным ремеслом.
Элф тем временем опутывал Амелии руки ее собственной веревкой, но вдруг замер и… опустился на колени. Поскольку девушка сопротивлялась, они вышли из кустов на поляну, и теперь через нее шел единорог. «Отличный экземпляр», – краем сознания отметила Амелия. Единорог и впрямь был великолепен: стройный, отливающий голубоватым серебром, с гладкой, блестящей шерстью и рогом в локоть длиной, золотым, как и копыта.