рованная жизнь Запада." Что вообще может предложить России "западное массовое существование с его отвратным напором реклам, одурением телевидения и непереносимой музыкой!"5. Университетская аудитория аплодировала этим словам Солженицына, но никто почти из влиятельных западных интеллектуалов не торопился принимать советы писателя, который не только выступал против "детанта", но и предупреждал, что под видом "мирного сосуществования" Советский Союз фактически уже ведет против Запада третью мировую войну и ведет все более успешно. "Еще два-три таких славных десятилетия мирного сосуществования - и понятия "Запад" не останется на Земле"6. Солженицыну возражали многие либеральные интеллектуалы, заявляя, что он просто не знает западных стран и западного образа жизни, что он не знает ни одного языка, кроме русского, что он исходит из примитивных славянофильских концепций и слишком превозносит духовную мощь и превосходство России. Но диалога не получилось, и Солженицына слушали все меньше и меньше. Это яростное осуждение Солженицыным как коммунизма на Востоке, так и всего современного либерализма и демократии на Западе заводило и самого писателя в какой-то идеологический тупик, и после 1980 года его публичные выступления в различных западных аудиториях фактически прекратились. К тому же и западная печать, по поводу которой писатель высказывался очень неприязненно и даже грубо, стала отвечать ему тем же, осуждая не только взгляды, но и стиль жизни Солженицына. Американские папарацци даже летали с видеокамерой и фотоаппаратами на вертолете над имением Солженицына в Вермонте, чтобы получить какие-либо необычные снимки. Дело доходило до призывов убрать писателя из Америки. В 1980-1982 гг. выступления, интервью и письма Солженицына были крайне редкими, а с 1983 года они практически прекратились.
В первые годы своего пребывания на Западе Солженицын часто вступал в полемику с российскими эмигрантами разных направлений и поколений. Эта полемика принимала нередко довольно острый характер. Солженицын держался обособленно, не принимая участия и в разного рода эмигрантских мероприятиях и встречах. Исключения были, но они были крайне редки. С 1976 года он вообще перестал читать русские эмигрантские журналы и лишь иногда публиковал отрывки из своих "Узлов" в религиозно-общественном журнале "Вестник РСХД", который постепенно попал и под финансовый контроль Солженицына.
72
Только в 1982 году он решил ответить сразу всем своим критикам из других эмигрантских и диссидентских движений большой и крайне грубой, даже оскорбительной статьей - "Наши плюралисты". "Шесть лет не читал я ни сборников их, ни памфлетов, ни журналов, хотя редкая там статья не заострялась также и против меня. Я работал в отдалении, не обязанный нигде, ни с кем из них встречаться, знакомиться, разговаривать. Занятый "Узлами", я в эти годы продремал все их нападки и всю их полемику. Они мечтали, чтоб я с ними суетился, повысил бы им цену, а без этого хиреют на глазах, захлебнулись в собственном яде"7. Но теперь Солженицын решил ответить всем сразу, помянув двумя-тремя фразами совсем разных людей - и находящихся в эмиграции, и живущих в Союзе. При этом взгляды, высказывания, статьи и очерки этих авторов были крайне упрошены и искажены. Чтобы подчеркнуть свое неуважение, даже презрение к оппонентам, Солженицын в своей статье не упоминает даже инициалов, а только фамилии - Галич, Синявский, Пинский, Шрагин, Янов, Амальрик, Чалидзе, Лерт, Левитин-Краснов, Михайлов, Плющ, Соловьев, Клепикова, Померанц, "некто" Любарский. Цитаты даются без сноски на источник, часто без указания автора. Многие из оппонентов Солженицына были, конечно, не совсем правы в своих упреках, но многие их упреки были совершенно справедливы. Статья Солженицына попала и в СССР, и произвела на всех нас очень неприятное впечатление. Писатель впал в грех гордыни, и это отталкивало от него и диссидентов в эмиграции, и тех, кто еще жил и работал в СССР. Уже тогда начала быстро расти трещина между Солженицыным и независимым общественным мнением в СССР, которое только начало нарождаться. Солженицын требовал такого же полного признания и идеологического подчинения своим взглядам и концепциям, как и КПСС.
Начало "перестройки" в СССР Солженицын публично никак не комментировал. Мы видим по его литературному дневнику, который начал публиковаться только в 1999 году, что писатель внимательно следил за событиями в стране и за судьбой советских политзаключенных. О Горбачеве он писал в своих заметках с явной неприязнью, но к начавшемуся в конце 1986 года освобождению диссидентов из тюрем, лагерей и ссылки Солженицын отнесся как к важному событию, которое и ему давало надежду на возвращение. Однако в печати или в своих публичных выступлениях писатель ничего не говорил о положении дел в
73