Солженицын и колесо истории

М.Ил. сказала, чтобы дали проститься людям и закрывали без нее. Рыдал и кричал что-то над гробом Кайсын Кулиев[185]. Начальства из писателей не видать было. Мы подошли к свежевырытой могиле раньше – мимо оркестра духовой музыки, мимо могилы Хрущева. Отбегая, пятясь, снимали нас корреспонденты. Бежал, записывая что-то на ходу, Map. Наконец, на плечах людей выплыл гроб, могильщики выдернули лом и стали спускать его в яму. Бросили горсть земли. И будто жизнь мою стали закапывать. Кайсын подхватил лопату – «У нас в Балкарии…» Был легкий морозец, градусов 7. Я стоял без шапки и не замечал, пока С[олженицы[н не сказал: «Покройте голову, В.Я.» С Солж[еницыным] мы обменялись крепким рукопожатием, еще поднимаясь в зале к гробу. М.Ил. испуганно спросила меня: «А вы с ним разговариваете?» Какие ссоры м[огут] быть над гробом? Мы перебросились с ним несколькими короткими репликами, но я в душе не чувствовал к нему ни неприязни, ни досады. Могильщики закопали могилу и как-то ловко стали сооружать над ней гору из венков и цветов. М.Ил. подошла и отыскала голубенькие цветы бессмертника – дала по цветочку дочерям и мне. Стали медленно расходиться. М.Ил. взяла С[олженицы]на в машину (он вышел у Пушк. пл.), а меня подвезла с Троепольским врачиха Лид. Дм. с сестрой Людой, дежурившей в ночь смерти А.Т.

На Котельниках было много народу – Бек, Залыгин, Алигер, Верейские[186], Карагановы, Гердт с женой, Закс, Дем[ентьев] и др. Сначала мы зашли к Дем[ентьеву], где тоже был поминальный стол, потом вернулись к Тв[ардовски[м. Здесь сказали несколько слов Демент, Закс, Троепольский, я, Алигер, Миша Хитров, Буртин, Валя, Сац (лучше всех).

Потом Map.Ил. и Ольге стало невмоготу от толчеи – и я увел всех к Дементу, а сам тишком уехал домой. После нашего ухода заходили еще, рассказывают: Ис[аич], Любимов[187] и Можаев. Как М.Ч. говорит, Ис[аич] впал в стицизм и говорил что-то возвышенное и невнятное.

Впечатления на кладбище: «секретарей» будто сдуло, мы вдвоем с С[олженицыны[м вели М.Ил. к могиле. Кайсын выл и кричал, будто пьяный: «По обычаю моего народа…» Я показ[ал] С[олженицы]ну могилу Хр[ущева], и он на обратном пути, остановившись у нее, пошептал что-то. (Потом говорили, будто он положил гвоздики – но это выдумка.) В машине С[олженицы]н гов[орил]: «Я должен сказать. Его убили». М.Ил. просила его не говорить. Площадь была оцеплена солдатами. Очевидцы говорят, уже в 11 ч. у Ново-Девичьего все было оцеплено и распоряжались 4 генерала. Большая военная операция. Милиция перед ЦДЛ стояла цепью глухой, но если ч[елове[к проходил и говорил: «Я на похороны», – его не останавливали. Методика, отработанная на похоронах Хрущева. ..

26.12.71 – был 9-й день. М.Ил. собрала нас на Пахре. Жаль мне было, что комната, в кот. умер Трифоныч, потеряла свой былой вид – длинные столы стояли. Были наши новомирцы: Кондратович, Миша, Виноградов, Буртин, Сац, Закс, Караганова с мужем, С[офья] Х[анановна]. Были еще Симонов, Тендряков, В.В.Жданов, Верейский, Ильина, молодые Маршаки. Все говорили – всклад и не всклад, вспоминали А. Т. Я рассказал, как накануне пришел ко мне в редакцию рабочий Гена Макаров – и как попросил помянуть с ним Трифоныча. М.Ил говорила в конце очень горько: «А.Т. был человеком добрым и доверчивым. Он так верил Сов. власти, когда писал «Муравию», – и у него детские глаза были, как у Алешки[188]! И когда с войны пришли – он так надеялся на новую жизнь… А как с ним поступили? И как обидны эти похороны, эти речи…» Потом она говорила, что не жалеет, что взяла в машину Солженицына, что, какой он ни есть, А.Т. его ценил, читал его последнее письмо – и что было бы, если б его романы печатали – разве что-нибудь дурное случилось?» И т. п.

27.12.71

М.Ил. приехала в Москву и пригласила на Котельники.

Сначала показала письмо Исаича – он не удержался и написал очередную прокламацию: «Он был терпим и мудр, но, берегитесь, придут молодые и яростные…» И т. п.

Потом судили-рядили, из кого составить комиссию по лит. наследству. Симонов накануне зудел мне, что надо Маркова – он фактический глава Союза – и с ним все дела делать. Но М.Ил. не хочет.

Председат. решили просить Симонова – других нет, а в члены, кроме нас с Дементом, Лихачева, Макашина, Бажана[189].

М.Ил. дозвонилась Маркову, и встреча назначена на среду.

Вечером приходил отец. Хорошо говорили с ним. Я уговаривал его писать записки о детстве, Ардатове, дедушке с бабушкой – о всем быте, не пропуская подробностей, и о народной речи («А ну-ка, мнучек, подай-ка мне одевало», – говорила бабушка). Отец сидел довольный, покойный, ясный. Думал ли я, что говорю с ним последний раз? Как он утешал меня по случаю смерти Трифоныча…[190]

…

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

В тексте дневника Владимир Яковлевич Лакшин использует следующие сокращения:

А. Т., Трифоныч – Александр Трифонович Твардовский.

Map. Ил., М.Ил., М.И. – Мария Илларионовна Твардовская.

Ал. Григ., Демент – А.Г. Дементьев.

Миша – М.Н. Хитров.

Алеша – А.И. Кондратович.