Но, конечно, есть у него оправдание: «Затмение ума и упадок духа (то есть трусость — В.Б.) сопутствовали мне в первые недели». Но он ни о чем не жалел: «Воспоминания эти не грызут меня раскаянием, потому что, слава Богу, избежал я кого-нибудь посадить. А близко было» (там же). Ну, посадить-то он никого не мог, этим занимаются другие люди, но оклеветать на допросах, как своих единомышленников-антисоветчиков, сумел — и школьных друзей своих Кирилла Симоняна, его жену и даже свою собственную супругу Наталью Решетовскую. Тут не «близко было», а точно в десятку: условия для ареста друзей он создал. А не пострадали их только потому, что ответственные люди раскусили его клевету.
Так же безропотно, даже охотно подписал Александр Исаевич обязательство стать сексотом, доносить начальству лагеря обо всем подозрительном в поведении собратьев по несчастью. Его вызвал оперуполномоченный и спросил ласково: «Можете?». И услышал: «Можно. Это — можно» (ч. 3, гл.12). И опять — не «близко было», а работал на совесть. Его доносы на товарищей неоднократно публиковались и у нас, и за границей.
Эти два сюжета просто сокрушают образ бесстрашного несгибаемого борца! И что? Убрать! Раз-два-три — и школьники об этом уже не прочитают.
Увы, не прочитают они и рассуждения классика о том, что ему безразлично было, чем закончится Отечественная война. Победили бы немцы — ну и что! Сняли бы, говорил, портреты с усами и повесили бы портреты с усиками; наряжали елку на Новый год, станем — на Рождество. Всего и делов!
Несправедливо было бы умолчать и о том, что писал Солженинын о руководителях строительства Беломоро-Балтийского канала: «Впору выложить на откосах канала имена главных надсмотрщиков Беломора, наемных убийц, записав за каждым тысяч по тридцать жизней: Френкель, Коган, Берман, Раппопорт, Фирин. Да приписать сюда Бродского да куратора от ВЦИК Арона Сольца, да всех 37 чекистов, что были на канале, да 36 писателей, восславивших Беломор».
Так было в парижском издании «Архипелага» 1973 года, а в московском 1989 года он, видя, что его с таким нетерпением ждал Ельцин, и, предчувствуя, что пламенно полюбит его Путин, Солженицын навесил на каждого из названных уже не 30 тысяч душ, а 40. Перечень имен Солженицын снабдил еще и фотографиями «главных убийц»: Френкель, Коган, Берман и т. д. Так вот, чутконосая вдова все это выбросила — и еврейские фамилии, и фотографии. Как можно! Еще вздумает кто-то обвинить покойника в антисемитизме. Впрочем, критик Сарнов все равно шьет покойнику это дело.
А если помножить 40 тысяч на число названных имен, то выходит у него, что на канале загубили что-то около 2 миллионов душ. Да ведь еще и попусту. Это чушь несусветная, как и все, что покойник написал о Беломорканале — о замечательной, огромного народохозяйственного и стратегической значения стройке первой пятилетки. Достаточно сказать, что путь из Ленинграда в Архангельск канал сократил с 15 суток до 3,5. Как это пригодилось во время войны! Тот, кто интересуется, может обратиться к написанной на основе архивных данных работе Михаила Морукова «Правда ГУЛага из круга первого» (Алгоритм, 2006). А здесь замечу лишь, что среднегодовая смертность среди строителей канала никогда не была выше 2,24 % (с.84). Это не превышало смертность по стране.
А вот примерчик несколько иного рода из четвертой главы второй части. Тут речь идет всего лишь о невежестве. Покойник восторженно дал послужной список одного немца, встреченного в лагере: «Он — знаменитый немецкий асе. Первая его компания была — война Боливии с Парагваем, вторая — испанская, третья — польская, четвертая — над Англией, пятая — Кипр, шестая — Советский Союз».
Характернейшие для титана строки! Ну, в самом деле, во-первых, надо писать не «асС», а «ас»; во-вторых, тут не «компания», «кАмпания»; в-третьих, в мае 1941 года немцы захватили не Кипр, а Крит. Я уж не говорю о том, с какой стати занесло немца на боливийско-парагвайскую войну 1932–1935 годов. И вот такая концентрация вздора всего в трех строках! Такая же концентрация лжи у него повсеместно.
Впрочем, стоит ли удивляться нелепому написанию нерусского слова «ас», коли он и русские-то слова уродовал немыслимым образом, например; «подпиССи». Ведь нарочно не придумаешь! Но и тут верная супруга вызволила покойника. Скорей всего, по подсказке визитинг-профессора Сараскиной.
Однако вот что загадочно. Солженицын не раз в «Архипелаге» спрашивал себе: «Не трус ли я?.. Не подлец ли я?» И каждый раз уверенно, бодро, категорично отвечал: нет, не трус! нет, не подлец! Так вот эти вопросы и радостные ответы на них, столь важные для безупречного облика титана, вдова тоже выбросила. Как это понимать? Не есть ли это факт супружеской неверности? Людмила Ивановна, что вы об этом думаете?