Соловьиная песнь (СИ)

========== Начало пути ==========

НьюЙорк — поистине великий город со своей особенной неповторимой историей, зачастую написанной судьбами погибших на этой земле людей, но оттого не менее значимой. Все города-гиганты, живые колоссы, муравейники культуры, построены на костях, образующих их фундамент, хорду, скелет. Париж, Москва, Берлин — все хранят свои тайны. Нет на земле поселений, не обагренных чьей-то кровью, ибо жестокость — часть нашей природы, как бы это ни отрицалось, наши предки были вынуждены конкурировать, убивать тех, кто покушался на их территорию. И Большое яблоко не было исключением. Америка — необычайная страна, колыбель свободы, но ее становление как государства страшно само по себе: конкистадоры, война с индейцами, коренными жителями, междоусобицы колонизаторов, золотая лихорадка, вездесущий и основополагающий рабский труд.

В середине XIX века в Нью-Йорке было неспокойно. Хранилась иллюзия тишины, иллюзия сдержанности, но народ не мог не реагировать на затянувшуюся братоубийственную Гражданскую войну, на поток иммигрирующих ирландцев, немцев и вообще авантюристов со всей Европы, искателей наживы. В центральных районах было относительно спокойно, дилижансы, как сомнамбулы, сновали туда-сюда по одним и тем же маршрутам, но стоило углубиться на периферию, на окраину, чтобы почуять неладное.

Там, в обители нищих и голодных, царил дух бандитизма, дух первобытной дикости, воцарившийся не столько из-за отголосков далеких сражений между Конфедерацией и Союзом, безусловно, отражавшихся на жизни мирных горожан, но скорее из-за самой сущности города. НьюЙорк всегда был своевольнее других северных штатов, более сдержанных и мирных, у него был свой путь, отличный от остальных. Это был феникс, возродившийся из грязи и помоев.

Откуда-то то и дело тащили окровавленного человека, воры провожали прохожих не сулящим ничего хорошего взглядом исподлобья, бродячие псы хрипло лаяли, надрывали глотки, трусливо выглядывая из проулков. Из питейной на Пяти улицах доносились песни и забористая ругань.

В кабак вошла девица, вид которой был прямо противопоставлен царящей здесь атмосфере буйного веселья, разврата и несдержанности. Проститутки, сидящие на коленях бандитов, внезапно для себя устыдились своего щекотливого положения, предприняли нелепую инстинктивную попытку прикрыться, увидев на пороге ухоженную барышню из высшего общества, а хозяин заведения поперхнулся бренди. Даже картежники прервали игру и с любопытством всматривались в фигуру посетительницы.

Девушка, заметив, что все взгляды сошлись на ней, слегка покраснела и кашлянула, по всей видимости, немного поколебавшись, собралась с мыслями. Она подняла голову выше, уверяя в своей смелости скорее себя, нежели других, и подошла к человеку за стойкой.

— Где я могу найти Билла Каттинга? — спросила она, изо всех сил скрывая свое волнение.

Бармен растерялся, с нескрываемым удивлением посмотрел на вопрошавшую, не зная, что и ответить. Кем надо быть, чтоб вот так вот запросто заявиться в улей преступности и воззвать к самому Мяснику? Негр, пришедший на бал в качестве гостя, и то выглядел бы менее нелепо.

Вдруг из глубины зала донёсся голос, разрезающий тишину:

— Я — Билл Каттинг, — объявил мужчина, сидевший за большим столом в углу и поднялся, скинув с себя наполовину обнаженную потаскуху. Та встрепенулась, как кошка, выброшенная из окна, затем с мастерством, присущим представителям ее профессии, испарилась в толпе подобных, выжидая, пока кому-то вновь понадобятся ее услуги.

Кто бы знал, как предательски дрожали у Мэри колени, как каждый мускул нервически сжимался в ожидании самого худшего. Она, с великим трудом продолжая поддерживать свою агонизирующую гордость, прошествовала к столу на деревянных от волнения ногах. Хорошо, что платье до пола скрывало трепет. Но от человека, вышедшего на встречу к ней, ничего нельзя было скрыть. Она поняла это в первую же секунду, когда случайно столкнулась с его взглядом, уловила усмешку и угрозу. Да, за эти мгновения Мэри тысячекратно пожалела о том, что заявилась в этот рассадник криминала. Нет, ей было все равно, что о ней подумают другие, если увидят ее возле трактира «Хромая лошадь», но она уже опасалась за свою жизнь. Она видела этого типа раньше, но лишь издали. О, как она не хотела смотреть на него вблизи. Лучше бы она потеряла все свое имущество, так думала Мэри в эту минуту, лучше бы все, что угодно, лишь бы не это.