Соловей-Разбойник

Занавес разошелся в разные стороны, и перед зрителями на фоне бутафорских березок предстали Соловей в отутюженном смокинге и Прима в пурпурном декольтированном платье. Слепой аккордеонист взял первые ноты. Севастиан ионизировал пространство зала своей неповторимой улыбкой и запел:

Затихает Москва, стали синими дали.
Ярче блещут кремлевских рубинов лучи.
День прошел, скоро ночь.
Вы, наверно, устали,
Дорогие мои москвичи.

Его переливчатый, как лесной ручей, баритон поддержала грудным сопрано Прима:

Можно песню окончить и простыми словами,
Если эти простые слова горячи.
Я надеюсь, что мы скоро встретимся с вами,
Дорогие мои москвичи.

К моменту припева Севастиан подхватил Изабеллу Юрьевну за талию, и они слились в вокальном экстазе.

Ну что сказать вам, москвичи, на прощанье?
Чем наградить мне вас за вниманье?
До свиданья. Дорогие москвичи, доброй ночи.
Доброй вам ночи, вспоминайте нас.

Международный рейс Москва-Нью-Йорк

Проходящую в очередной раз по салону самолета стюардессу заинтересовала странная манера одной пожилой респектабельной пары играть с бутылками минеральной воды «Эвиан». Упомянутые пассажиры умудрились почти полностью запихать трехсотграммовые зеленые пузырьки себе в рот, отчего вполне могли испытать приступ кислородного голодания. Не страдая сообразительностью, стюардесса вызвала стюарда-мулата, и они вступили в длительные препирательства о правах пассажиров международных авиарейсов зажирать питьевые сосуды.
В это время в соседнем ряду Дебет учил тринадцатилетнего мальчика из Минеаполиса игре в «камень, ножницы, бумага». Мальчик оказался коллекционным дебилом и упорно не понимал условий игры, отчего Дебет все чаще поглядывал на полупустую бутылку минеральной воды на соседнем столике.

Деревня Клюево. Сельский клуб

Грохот аплодисментов ознаменовал окончание песни. Соловей и Прима растроганно послали воздушные поцелуи в зал.

Усадьба Соловья на Гнилых ручьях