Буквы получились такие мелкие, что, может, он даже не сумеет их разобрать.
Если вообще получит эту открытку.
Если вообще жив.
Рашель ласково опустила руку ей на плечо и шепнула:
– Мы все чувствуем одно и то же.
Вскоре женщины по очереди начали вставать со своих мест, молча подходили к Вианне, протягивали открытки.
– Не нужно обижаться на них, – сказала Рашель. – Они просто напуганы.
– Я тоже напугана.
Рашель прижала к груди свою открытку и все гладила ее, словно хотела оставить следы пальцев в каждом уголке.
Когда они вернулись в Ле Жарден, мотоцикл Бека с пулеметом, закрепленным на коляске, уже стоял перед воротами.
– Хочешь, мы пойдем с тобой? – спросила Рашель.
Вианна ценила участие подруги, она знала – если попросит о помощи, Рашель не откажет, но чем она поможет сейчас?
– Нет, спасибо. Все нормально. Он, наверное, что-нибудь забыл и скоро опять уедет. Он последнее время редко бывает здесь.
– А где Изабель?
– Хороший вопрос. Каждую пятницу она смывается из дому еще до восхода. – И прошептала, наклонившись к подруге: – Думаю, у нее свидание.
– Вот и славно.
На это Вианна не нашлась что ответить.
– Он отправит наши открытки?
– Надеюсь. – Вианна помолчала и добавила: – В любом случае скоро узнаем.
Дома она тут же отправила Софи наверх. Дочь, привыкшая к таким распоряжениям, не возражала. Вианна старалась держать ребенка подальше от Бека.
Он сидел в гостиной, разложив бумаги на столе. Поднял взгляд на Вианну. Чернильная капля упала с кончика пера, и на белом листе расплылась синяя клякса.
– Мадам. Очень великолепно. Я рад, что вы вернулись.
Вианна робко подошла к столу, сжимая в руках пачку открыток, туго перетянутую обрывком бечевки:
– Я… у меня… несколько открыток… написали подруги… нашим мужьям… но мы не знаем, куда отправить. Я надеялась… возможно, вы могли бы нам помочь.
Она неловко переминалась с ноги на ногу, чувствуя себя абсолютно беззащитной.
– Разумеется, мадам. Мне будет приятно оказать вам эту любезность. Хотя потребует много времени. – Он поднялся из-за стола: – А я тут, как обычно, сочиняю список для своего начальства в
Вианна не поняла, зачем он ей это рассказывает. Он никогда прежде не говорил о делах. Впрочем, они вообще не слишком часто разговаривали.
– Евреи. Коммунисты. Гомосексуалисты. Франкмасоны. Свидетели Иеговы. Вы знаете таких?
– Я католичка, герр капитан, как вам известно. Мы в школе не обсуждаем подобные вещи. Как бы там ни было, я понятия не имею, кто гомосексуалист, а кто – франкмасон.
– Ага. Значит, других знаете.
– Не понимаю вас…
– Я непонятный. Мои извинения. Я ценил бы очень серьезно, если вы дали мне знать имена учителей вашей школы, кто есть евреи или коммунисты.
– Зачем вам их имена?
– Это формальность всего-навсего. Вы знаете нас, немцев: мы составители списков. – И он с улыбкой придвинул ей стул.
Вианна взглянула на лист бумаги с кляксой, лежащий на столе, потом на стопку открыток в руках. Если Антуан получит открытку, он, возможно, ответит. И она наконец узнает, жив ли он.
– Это ведь не секретная информация, герр капитан. Любой может назвать вам их имена.
– С некоторым усилием, мадам, я думаю, смогу найти адрес вашего мужа и отправить письмо, и он тоже напишет вам. Это будет радостно?
– Радостно – неправильное слово, герр капитан. Вы, вероятно, хотели спросить, будет ли этого достаточно? – Она тянула время. Но хуже того, она понимала, что он это тоже понимает.
– Ага, спасибо, что учите меня вашему прекрасному языку. Мои извинения. – И он протянул ей ручку: – Не беспокойтесь, мадам. Пустая формальность.
Вианна хотела было сказать, что не станет писать никаких имен, но что толку? Он легко раздобудет эту информацию где угодно. Каждому в городе известно, чьи имена должны попасть в такой список. А Бек может вышвырнуть ее на улицу за неповиновение – и что тогда делать?
Она села, взяла ручку и начала составлять список.
– Готово, – тихо произнесла она, закончив.
– Вы забыли свою подругу.
– Разве?
– Вам определенно нужно быть внимательнее.
Нервно закусив губу, Вианна перечитала список. Внезапно она поняла, что не стоило этого делать. Но разве у нее был выбор? Что произойдет, если она откажется? Медленно, преодолевая внезапно подступившую тошноту, она добавила последнее имя.
Двенадцать