Соловей

В последний момент, уже вызвав такси, позвонила сыну и оставила сообщение на автоответчике. Повезло. Не уверена, что у меня хватило бы храбрости сообщить ему правду, окажись он дома.

– Привет, Жюльен, – радостно начала я. – Я лечу в Париж на выходные. Рейс в час десять, я позвоню, когда доберусь до места, чтобы ты не волновался. Большой привет девочкам. – И замолчала, представляя, что он почувствует, получив это сообщение, как огорчится. Все потому, что все эти годы я позволяла ему думать о себе как о слабом создании; он видел, что я во всем полагаюсь на мужа, доверяю ему принятие решений. Он всегда слышал от меня «Как скажешь, дорогой», миллион раз. Видел, как я стою в роли болельщицы на трибунах его жизни, вместо того чтобы показать ему огромное поле своей. Да, это моя ошибка. Неудивительно, что он любит неполную версию меня. – Я должна была рассказать тебе правду.

Положила трубку. Подъехало такси. Я вышла.

Двадцать семь

Октябрь 1942-го

Франция

Телега медленно катила по лесной дороге. Гаэтон правил, Вианна сидела рядом с ним, а гроб лежал сзади, и когда телегу особенно сильно трясло, слышно было, как он стукается о деревянные борта. Дороги в темноте было не различить, так что им приходилось постоянно останавливаться и разворачиваться или ехать задом. Моросил дождь. За последние полтора часа они перебросились лишь парой слов, решая, куда ехать.

– Вон там, – заметила наконец Вианна. Впереди показался свет, и деревья на краю леса казались чернильно-черными полосами на слепяще-белом фоне. Граница.

– Уф, – выдохнул Гаэтон, натянув поводья.

Вианна никак не могла избавиться от страшных воспоминаний о том, что произошло в прошлый раз, когда она была здесь.

– И как ты собираешься перебраться на ту сторону? В комендантский час? – спросила она, сжимая руки, чтобы унять дрожь.

– Как Лоуренс Оливье. Сломленный горем трагический герой, везущий тело погибшей сестры домой для погребения.

– А если они решат проверить, дышит ли она?

– Значит, кто-то нашей встречи не переживет, – тихо ответил он.

Вианна догадалась, о чем он. И с удивлением поняла, что не знает, как ответить. Парень готов пожертвовать жизнью, чтобы защитить Изабель. Он повернулся и уставился на нее. Не просто взглянул, а именно уставился, впился в нее взглядом. И вновь в серых глазах хищная настороженность, но вместе с тем нечто гораздо большее. Он ждал – терпеливо ждал – ее ответа. Почему-то для него этот ответ был важен.

– Отец изменился, когда вернулся с войны, – тихо произнесла она, сама удивляясь своей откровенности. Она никогда не говорила об этом вслух. – Стал злым. Жестким. Начал много пить. Пока мама была жива, он был совсем другим… – Она передернула плечами. – После ее смерти он даже притворяться перестал. Отослал нас обеих, меня и Изабель, к чужому человеку. Мы были еще совсем детьми, и обе страшно горевали. Я смирилась с его безразличием. Забыла о нем, вычеркнула из жизни, встретила того, кто полюбил меня. А Изабель… Она не умеет признавать поражения. Она все пыталась как-то до него достучаться, отчаянно старалась добиться его любви.

– Зачем ты мне об этом рассказываешь?

– Изабель кажется такой сильной. На вид ее вроде бы ничем не сломишь. Снаружи – стальная оболочка, но сердце у нее хрупкое. Не делай ей больно. Если не любишь ее…

– Люблю.

Вианна вгляделась в его лицо:

– А она об этом знает?

– Надеюсь, что нет.

Всего год назад она бы не поняла этого ответа. Не поняла бы, какой опасной может быть любовь и почему иногда ее лучше скрывать.

– Сама не пойму, почему так легко забываю, как сильно люблю ее. Начинаем ссориться, и…

– Сестры…

Вианна вздохнула:

– Наверное. Хотя из меня сестра так себе.

– Ну, все еще впереди.

– Ты правда так считаешь?

Его молчание было красноречивее любых слов. Наконец он заговорил снова:

– Будь осторожна, Вианна. Ей нужно будет вернуться домой, когда все это закончится.

– Если закончится.

Вианна спрыгнула с телеги в мокрую траву и горько вздохнула:

– Не уверена, что она захочет ко мне возвращаться.

– Тебе придется быть храброй, – сказал Гаэтон. – Когда немцы придут искать своего человека. Ты знаешь, как нас всех зовут по-настоящему. Значит, ты теперь тоже в опасности.

– Я буду храброй, – ответила она. – Лучше постарайся убедить мою сестру, что ей можно иногда быть трусихой.

Гаэтон улыбнулся, и Вианна поняла, почему этот щуплый парень с заострившимися чертами, одетый в лохмотья, вскружил голову Изабель. Улыбка полностью преображала его – глаза, щеки; у него даже ямочка на подбородке появлялась. Эта улыбка, казалось, говорила: у меня нет никаких секретов, душа нараспашку. Ни одна женщина не устоит перед такой искренностью.

– Да, – усмехнулся он. – Ведь твою сестру так легко убедить.

Огонь.

Он повсюду, со всех сторон, скачущие, танцующие языки пламени. Костер. Волны дрожащего красного света. Пламя касается лица, обжигает.