Да уж чего говорить, они действительно были во многом похожи. Обе тощие, плоские и слегка неуклюжие. Волосы почти одного тона – коричневые, правда, у Меланьи чуть гуще, зато у Трои глаза чуть ярче, ближе к зеленому, а не к светло-карему.
И судьба у них складывалась похоже.
Мамы Трои тоже рано не стало. Теперь подруга снимала квартиру на пару с молодым человеком, который о прошлом Соломки не знал, поэтому она старалась держаться от них обоих подальше. Лучше пусть ей будет не хватать Трои, чем однажды счастье единственной настоящей подруги разобьётся из-за известия о дружбе с предательницей.
Так что жаловаться, как и просить совета, некому.
Да и какой толк? Денег решать вопросы нет, да и суд не отменить. Лучше пойти и поприсутствовать, хоть какой-то шанс изменить свое положение, ну, по крайней мере, это лучше, чем остаться дома и ждать, когда тебя поставят перед фактом принятого решения.
Да и что сделает суд? В тюрьму точно не посадит!
Суд был назначен на час дня, поэтому с занятий в тот день Соломка ушла после второй пары и как была отправилась на заседание.
Уже под дверью зала познакомилась со своим адвокатом, измученным огромным количеством дел так, что он тоже не смог внятно объяснить, в чем именно её обвиняют.
За пять минут до начала заседания мимо них прошел Зверь. Тот самый. За ним волочился страх и сладость. Значит, не ошибка, иск подал именно он. Гнат. Приятно познакомится, мысленно хмыкнула Соломка.
На некотором отдалении от зверя следовал другой – длинный, как палка, сухой, с немигающим взглядом. Только он на Соломку и посмотрел, а истец зато быстро протиснулся мимо и вошел в зал с таким видом, будто был тут главным.
И это пренебрежение отчего-то задевало.
- Ну, пойдемте, - позвал её адвокат.
Меланья послушно поплелась в зал, от вида которого сразу стало тошнить. То есть от нервов, сам зал тут ни при чём, конечно, но толку-то? Тошноте всё равно.
Судьей была женщина.
Хорошо это или плохо? Чем это поможет?
Адвокат усадил Соломку возле себя за одним из двух столов напротив судейской кафедры и приказал молчать.
Рассмотрение иска тем временем началось. Судья долго зачитывала заявление, полное специфических терминов, отсылок на какие-то соглашения и решения и выходило, что судить Меланью будут по звериным законам. Или просто она так поняла?
Потом долго говорил адвокат Гната. Длинно, уверенно, рублеными фразами. Он словно сообщал, как всё складывается, откуда и почему, и что из этого выйдет. Просто доносил как факт, а не выносил вопрос на решение суда.
Дали слово заявителю, но Гнат отказался выступать, вместо него снова встал адвокат и воспользовался какой-то там поправкой, позволяющей зверям не оглашать своего прошлого, проведенного в рамках бункера-тюрьмы.
Потом выступал адвокат Соломки, тоже постоянно куда-то ссылаясь, хотя и не так уверено, как адвокат подавшего иск Гната.
К той поре последнюю нить происходящего она потеряла.
Потом суд дал слово Меланье.
- Моя подзащитная не будет выступать, пользуясь,.. – начал её адвокат.
- Нет, я буду, - Меланья вскочила, перебивая.
Адвокат показал ей мимикой, что это ничего не даст. Лучше сидела бы на месте и молчала – всё быстрее бы закончилось.
Но она не могла хотя бы не попытаться.
- Суд вас слушает.
- Уважаемый суд! Насколько я понимаю, речь идет о события, происходивших в то время, когда мне было три года. А если говорить о начале всего этого… Тогда меня не было даже в планах! Разве ребенок в таком возрасте может оценить или отвечать за действия родителей? Любой разумный человек поймёт, что я не могу отвечать за решения, которых не принимала!
- Есть что сказать по существу дела? – поинтересовалась судья, к счастью, без злости.
По существу? Знать бы ещё, в чём это самое существо.
- Уважаемый истец, - Соломка покосилась на невозмутимого Гната, всем своим видом выражая сомнение, что он действительно уважаемый, но правила обязывают так обращаться. – Обвиняет меня в том, что в моих жилах течёт кровь моего отца. Но за это я тоже не могу нести ответственности! Никто не выбирает свою кровь. В общем, я не виновата. Вы не можете меня наказывать за деяние другого человека, пусть даже моего собственного отца.
Суд промолчал.
Соломка находилась в ужасе, потому что представить не могла, будто кто-то действительно собирается официально навесить на нее ответственность за прошлое. Всю жизнь её преследовали за то, к чему она не имела ни малейшего отношения, и вот так – законодательно, на уровне суда? Это уже за гранью абсурда.
Ей казалось, это страшный сон.
- Конечно, отвечать вы не можете, - наконец, заговорила судья и Соломка почти выдохнула с облегчением, если бы не жесткие складки вокруг губ судьи, невозмутимо продолжающей: