Солнышкин, его друзья и девочка в тельняшке

- Негодяи! “ сказал Пружинян и сжал кулаки. - Негодяи! - крикнул он и отпустил пару таких слов, что от них закачалось длинное десятиэтажное здание. Не светился флот, не закипало у поэта в электрокофейнике кофе, зато сам Пружинян весь кипел, будто враги и дураки сорвали сейчас контратаку, за которую он когда-то подучил прекрасный боевой орден.

Всю ночь руки его тяжелели, наливались, Превращаясь в настоящий бронзовый кулак. И с утра, ни на что не обращая внимания, он отправился прямо к Волосатикову, чтобы сказать этому проходимцу все что положено, и только потом за рабочим столом продолжать предательски прерванную контратаку.

Пружинян обладал еще одним серьезным качеством: он был очень неравнодушным человеком. И если на пути видел, что кого-то обижают

или с кем-то поступают несправедливо, пройти мимо просто не мог. Он должен был вмешаться! Если радость была у него - он должен был обрадовать других, если у него был свет - он должен был быть у всех:

Если радость на всех одна,

На всех и беда одна.

Он уже сошел с сопки и готов был переступить порог волосатиковского офиса, как навстречу ему, отирая платком лоб, спустился высокий, в морской фуражке, пожилой детский поэт Корабликов. Он вздыхал и едва не всхлипывал.

- Что с тобой? - спросил Пружинян. - Тебя что, обидели? - За старого приятеля он готов был броситься в самый крутой кипяток.

- Еще как... - честно сказал бывший моряк, который никогда в жизни не жаловался.

- И как же?

- Написал я стихи. Хорошие, по-моему, стихи. А меня не только не печатают, а еще и выталкивают!

Когда у Корабликова получались хорошие стихи, ему казалось, что он посылает на помощь всей детворе полные радости корабли. А здесь их не хотели выпускать в плавание.

- Выталкивают? - спросил боевой разведчик.

Вчера, защищая Борщикленд, он видел уже

подобные штучки. Вот за плохие стихи кое-кого он мог вытолкать сам. Но Корабликов писал только хорошие. И Пружинян почти приказал:

- А ну, читай!

- Вот, про грамотея, - сказал седой поэт и прочитал:

Один ужасный Леопард Ошибок делал Миллиард.

А стал пограмотнее он И сделал только

- Миллион! - радостно закончил Пружинян и засмеялся: - Да они и не печатают потому, что сами делают по миллиону ошибок! Такое напечатать - и пол-Океанска станет вдвое грамотней. А ну-ка еще!

- Еще? - Бывший капитан Корабликов на миг задумался: что бы прочитать новенького?

И вдруг вспомнил, что полчаса назад ему явилось удивительное видение: будто над ним, сияя, проплыла девчонка в тельняшке. Она все так наполнила светом и добротой, что у него сразу сложился стишок, который он и прочитал Пружиняну.

Светлячок себе сказал:

- Я, конечно, очень мал.

Но подумал:

«Ну и что ж?

Я на солнышко похож!»

- Отлично1 - сказал Пружинян. - И такое не печатать?!

- Нет, говорят: печатная машина занята, - и Корабликов показал подобранный только что листок бумаги, на котором было одно слово «Воло- сатовка»...

- А стихи, говорят, никому не нужны! - вздохнул Корабликов.

- Очень нужны! Необходимы! Только надо бы побольше боевитости! - воскликнул Пружинян.

Ему на пути тоже явилось Облако с прямо-таки солнечной девчонкой, и ее воинственное настроение намагнитило и без того боевого поэта. Казалось, ее появление наэлектризовало всех.

- А есть и боевое! - сказал Корабликов и прочитал*

- Не светите, светлячок,

Схватит вас морской бычок!

- Все равно хочу светить.

Пусть попробует схватить!

Отлично! Молодец! Так и надо! - крикнул Пружинян, и рубашка йа нем хрустнула от вздувшейся мускулатуры. - Шакал!

- ¦ Так и про шакала есть! - сказал детский поэт.

- А ну?

Он с пеленок Шакаленок! -

прочитал немедленно Корабликов.

Стихи из него так и сыпались навстречу понимающему слушателю.

- Прекрасно! Что еще, какой дьявол нм нужен?!

- Ну-ка, - прервал его Пружинян, - давай стихи! Пошли! Я им сейчас покажу!

И, схватив листки со. стихами, он бросился наверх, к Волосатикову.

ВЕСЕЛЫЙ ФОКУС ПРУЖИНЯНА

- Ты что это делаешь? - спросил Пружинян, шагнув в кабинет и наступая на Волосатикова, который почему-то вдруг схватился за лоб, будто на нем выросла шишка.

- Как что? Управляю! - ершисто выкрикнул гот и втянул голову в плечи.

- Дрянным катером управлять не мог, а взялся править всеми нами? - сказал Пружинян. - Кирпичики - в пузо, Борщика - в камеру?

- По закону! - огрызнулся Волосатиков.

- А то, что корабли без горючего, а боевой разведчик без света не может дописать книгу о подвигах друзей? А прекрасный детский поэт оказывает тебе честь: приносит тебе замечательные стихи, а ты его еще выталкиваешь?! Хорош закон!

- Подумаешь, Корабликов! Что он, Пушкин? Вон и Пушкина нет, а живем без стихов! - почти хрюкнул Волосатиков. - Да и зачем они нужны?

- А затем, чтобы люди не превращались в хрюкающих поросят! - выкрикнул Пружинян. - Вот я сейчас приведу сюда целую демонстрацию школьников! Они знают, кто вырастет из сына,

если сын свиненок, они тебе объяснят, и зачем стихи, и что такое поэзия, и что такое морской закон!

- Так нет лишней бумаги, - залебезил Волосатиков.