Смех Аммита прервал его. Слишком громкий, нарочитый смех.
— Вспомнил занятную штуку. Тогда, когда ещё жил с твоей матерью, я как-то отправился в город и купил там у одного умельца игрушку. Два кузнеца лупят молоточками по наковаленке. Тебе так понравилось, ты так заигрался, что не заметил, как наложил в штанишки.
Паскар взревел. Удары сыпались один за другим, но Аммит, будто безумный, продолжал хохотать.
Потому что с улицы слышались странные звуки. Кто-то быстро двигался. Рвалась и вспыхивала плоть. Чей-то приглушенный возглас, оборвавшийся свистом рассекающей воздух стали.
Аммит издал булькающий звук — Паскар перерезал ему глотку.
— Что, прям кучу навалил? — включился в разговор Сардат, стараясь говорить как можно громче. — Да быть не может. Игрушка-то дурацкая.
— Паскар… не был умным ребенком, — прохрипел Аммит.
— Оно и видно. Того гляди снова обделается. Вырос, а простого урока не усвоил: пока ты играешься с двумя кузнецами, твои штанишки наполняются сзади.
Распахнулась дверь от чьего-то пинка. Сардат почувствовал движение Паскара. Он повернулся — быстро, зло — чтобы прогнать того, кто помешал ему играть.
— Я же велел ждать снару… А, это как?..
Тихий, добродушный как будто смех Аммита был ему ответом.
Кайсер сидел у пробитого бока фургона и равнодушно взирал на трупы, лежащие на земле. Он понятия не имел, что и зачем здесь происходило. Знал только, что при любом исходе ничего хорошего не будет. Не польётся кровь с небес, как говаривали в кругу друзей Кайсера.
— Как думаешь, — сказал, подсаживаясь поближе и выглядывая в отверстие, один из таких же заключенных, имени которого Кайсер не знал, — чего там этот слепой брехал насчет армии?
Кайсер окинул взглядом обладателя глухого голоса. Худой, с длинными волосами серого, землистого цвета. Пустой взгляд блеклых, белесых глаз.
— Я пока никакой армии не вижу, — отозвался Кайсер. — А когда за задницу взяли — можно и не то сбрехать.
Собеседник кивнул, но вдруг в глазах его сверкнул интерес.
— Погляди, — шепнул он. — Вот это тонко…
Кайсер вернулся к созерцанию трупов. Один из них, огромный мужчина, начал шевелиться. Руки слегка дрожали, складывая потроха в разрезанную брюшину.
— Больно, — прошептал Кайсер. Его передернуло. Он и представить себе не мог этой боли. Даже не боли — чего-то за пределами её.
Огромный мужчина стянул вместе края разреза и несколько секунд лежал неподвижно. Похоже, догадался Кайсер, резали обычной сталью, не на крови. Когда великан встал, на месте раны виднелся лишь сочащийся сукровицей шрам. Злое, бородатое лицо великана было бледным. Глаза пылали красным из черноты склер.
— Ратканон, — проговорил собеседник. — По идее — заорать бы.
Кайсер его понимал. Он слышал вопли людей, которых вытаскивали из домов. Вампиры отвлеклись, не видели, как встают мертвецы. Видели только заключенные. Вот уж все они сгрудились у дыры в стене фургона и по очереди смотрят…
Великан достал из-за пояса нож, резанул себя по запястью. Сердце не билось, и лишь несколько капель крови неохотно сорвались с дрожащей руки на срез шеи женщины.
Огромные руки бережно взяли голову, приставили на место.
«Вставай, — услышал Кайсер шепот, едва переродившийся из мысли, почти неразличимый в рёве подступающего к деревне огня. — Вставай, Ринайна! Мы ещё не закончили».
— Не хочет, — шепнул собеседник Кайсера.
Около минуты и вправду не происходило ничего. Но вот по телу женщины прошла судорога. Взметнулись руки, ощупали голову, и с губ птицей сорвался стон. Ратканон зажал ей рот ладонью.
Слава о Ратканоне гремела давно и далеко. Раньше Кайсер лишь посмеивался над этими детскими страшилками о большом и сильном человеке, который убивает вампиров. Сейчас стало не до смеха.
Но если Ратканон собирает свои кишки с земли и встаёт, значит, не такой уж он и человек теперь. А раз так — значит, бьётся не против вампиров, а против… Эрлота? И, коли так, есть ли смысл предупреждать своих тюремщиков об опасности?
В фургоне было тихо. Ни одно сердце не билось. Десять вампиров, закованных в цепи, видели одно и то же, и думали одинаково.
Ратканон тихо переговорил с Ринайной. Та обреченно кивнула, сидя на земле. Ровная линия разреза на шее быстро бледнела. Женщина, как вампир, была старше Ратканона, и раны её заживали быстрее.
Великан помог ей подняться. Вместе они пошли к фургону. Взрослая женщина казалась рядом с Ратканоном девчонкой-подростком.
— Ну, сохрани Река, — выдохнул Кайсер, отпрянув от стены.
Огромные ручищи вцепились в края пролома и, будто бумагу, разорвали сталь. Красные глаза сверкнули в полумрак.
— На чью сторону собираетесь встать? — Голос Ратканона гудел низко, заставляя вибрировать пол фургона.
— А цепи снимешь? — протянул руки тот, с землистыми волосами.
Вместо ответа Ратканон схватил цепи и легко, одним движением разорвал их. Обрывки звякнули об пол.
Следующим к великану приблизился Кайсер.
— Их семнадцать, — сказал он. — Паскар — тот, что в сарае — самый сильный. Эти — так, бойцы обычные. Если крови не насосались, конечно…
— Этой крови? — произнес хриплый женский голос.