Солнце взойдёт

Вернувшийся из ванной спустя минут десять Макс выглядел уже куда лучше и свежее, но вот его потухшие глаза не изменились ничуть. Такая там была бездна отчаяния, что Лена по-настоящему, до стужи в груди, испугалась.

Дождавшись, когда Макс немного придет в себя и поест, она рискнула повторить свой вопрос:

— Что у тебя случилось? Я могу тебе чем-нибудь помочь?

Отодвинув тарелку и отложив приборы, Макс уперся локтями в стол и изнемождено опустил на руки голову. От его тяжелого, надорванного вздоха у Лены защемило сердце. Не глядя на нее, он неохотно, наверняка с трудом решившись на откровенность, выдавил:

— Лизка с парнем замутила, а я… — Макс замялся, явно не осмеливаясь озвучить собственные чувства и не находя им менее откровенной замены.

— Так вы с Лизой… — желая ему помочь, предположила Лена.

Он не дал ей договорить:

— Нет. Только я, систер, — Макс горько, по-взрослому, усмехнулся. — Только я.

Лена поражено выдохнула и уставилась на брата во все глаза. Почему-то ей и в голову не приходило, что он в свою школьную подружку может быть влюблен. Напротив, ей нередко казалось, что для того Лиза вроде бесполого существа: если к остальным девочкам Макс относился с типично мальчишечьим снисхождением или пиететом, то Лизу воспринимал едва ли не как брата. Причем старшего.

Разбивала ли та в кровь коленки, тащила ли тяжелый пакет с продуктами домой из магазина или вступала в конфронтацию с дворовыми ребятами — Макс не бежал ей помогать. С какой-то странной уверенностью считая, что Лиза обойдется собственными силами.

Лена еще помнила, как дома ее брат-младшеклассник восхищенно рассказывал, что после уроков Лиза дала задиравшему ее Ваньке из параллельного класса в нос, а на вопросы мамы о том, отчего он только смотрел и не вступился за свою соседку по парте, легко отмахивался. Мол, Лизка сама кому хочешь врежет, без помощи со стороны.

— Почему… — Лена старательно выбирала слова, — почему ты раньше не попробовал перейти от дружбы к…

Макс пожал плечами, не поднимая головы.

— Рисково было, — признался он. — И страшно, систер. Вообще как-то неопределенно. — Он снова вздохнул и с отчаянием потянул себя за взъерошенные влажные после мытья волосы. — С незнакомыми нестрашно, а с Лизкой — да. Она ж и так гарантировано рядом была, а отношения… Это ж если косяк какой, то все. Фаталити. Я не знал, надо мне это все или нет.

— А теперь понял, что надо?

Макс выпрямился и откинулся на спинку стула, пару раз намеренно ударяясь затылком об стену.

— Угу, — согласился он хрипло. — Поздно только. Мы с лета не общаемся. Все нахрен развалилось.

— Ты уверен, что «развалилось»? — спросила Лена участливо, не сводя с Макса встревоженного взгляда. — Ты не пробовал с ней поговорить?

— Поздно, систер, — он покачал головой, не отлепляясь от стены. — Любовь у нее.

— Ох, Макс… — Лена протянула к брату руку и в поддерживающем жесте сжала его ладонь своей.

— Систер, — он повернулся к ней и посмотрел с надеждой. — Скажи как старшая, мне что делать? С этими… — он поморщился, — чувствами?

Лене ободряюще ему улыбнулась, не позволяя себе слез, которые весь их разговор подступали к глазам. За Макса у нее всегда по-особенному болело сердце. За каждую его обиду и рану — душевную, и телесную, Лена всю свою жизнь испытывала знакомую только старшим сестрам необоснованную вину. Макса всегда отчаянно хотелось уберечь от бед.

— Что делать — решать только тебе, — сказала она, зная, что конкретные советы здесь не жизнеспособны. — Отойти в сторону или все же принять доступную тебе роль, но без расчета на большое. Любовь нельзя заслужить, Макс, — проговорила Лена настойчиво единственную истину. — Иногда человека можно только отпустить.

— Ты любила Дэна, но ушла? — Ее брат для нетрезвого и не спавшего человека удивительно быстро провел аналогию с ее разводом.

Лена кивнула, подтверждая его догадку.

— Но ушла.

— А сейчас? — Макс взглянул на нее с любопытством.

— М?

— Сейчас тоже любишь?

— Почему ты спрашиваешь?

Он скривил губы, словно объяснение было для него непростым, и, зажмурив веки, начал говорить:

— Потому что если любовь — это действительно любовь, то она ведь никогда не пройдет? — Теперь его тон, несмотря на ставший глухим и низким голос, казался ей почти по-детски беззащитным. — Как не проходит любовь к родителям или сестре, — открыв глаза, Макс кинул на Лену смешливый взгляд, на миг придавая своим словам искусственного лукавства, но то не могло скрыть, что на самом деле говорит он серьезно. — Это любовь, другая — неважно, в основе же одно и то же. По факту этим и отличается любовь от влюбленности или привычки, нет? Тем, что мы не перестаем кого-то любить, даже если быть с ними нельзя или невозможно?

— Ты ужасно умен и склонен к философии, братик, — полусерьезно, полушутя заявила Лена после пары мгновений тишины. Ей требовалась короткая пауза, чтобы уложить весь сонм мыслей в способные их выразить слова.