Солнце в кармане

Вышел как то раз в тяжелых своих армейских ботинках погулять и надо же, на встречу он, братец, Ну, я ему: "Хелло!". И как припечатаю между ног! Он согнулся в три складки. Не вдохнуть ему страдальцу, не пёрнуть. Но нет, думаю, братец, легко тебе не отделаться. Приподымаю его, ставлю к стенке. Ножки раздвигаю на ширину плеч и уже с правильным прицелом по правильной траектории как вдал. Если бы штаны застегнуты не были — улетели бы его яйца на соседнюю улицу.

В общем итоге его физическое уродство догнало душевное. Я его еще предупредил, посетив в больнице. Мол, за что я тебя, не спрашивай, Иисусом Христом, молю! Но что-нибудь вякнешь, — не побоюсь служебных разборок, но будешь ты при всех своих дружках из бара отсасывать длинный член у Эрика. Прибабахнутого негра, местного дурачка, беззлобного аннаниста.

Его одногодку, дружка — насильника, я не успел застать живым. Он напоролся в пьяной драке на нож. Обычное для нашего района дело.

А вот бычка, того тогда шестнадцатилетнего, я нашел. Вычислил, — он жил в другом городе, далеко на юге. Я узнал о нем все. От былого мускулистого красавца не осталось и следа. Он работал сварщиком, на одном из частных причалов. Ходил вечно грязный, чумазый. С пятнами сажи на лице. Но у него была жена — красавица, четверо детишек которых он кормил.

А зарабатывал он не мало. Вот только детишки не один не походил на папашку. Все были с латинскими физиономиями. Да и каким им быть в латинском квартале?

Я узнал его тайну. Его жена, знойная фигуристая брюнетка трахалась со всем городком. Нигде не работала. Она просто не успевала бы, итак.

Если бы она за трах брала деньги, то уже каталась на частном реактивном самолете. Но она денег не брала и давала всем. А он сидел за перегородкой и подглядывал.

Даже получилось потом так: он подглядывал за ебливой женой. А я подглядывал за ним. Подглядывающим за женой. Через телекамеру, конечно.

И что меня удивило: он смотрел на половой акт и плакал. Плакал и что-то шептал. К ширинке своей он даже не притрагивался. Тогда я установил там еще и микрофон и я услышал, — он молился!

"Прости меня, Господи!

И благослови женщину!

Прости ей похоть и мелкие пугливые обманы.

Она — свет Твой и Твои ворота в рай.

А я грязь на твоих ногах. Прости, Господи, меня.

И спасибо, Господи, за наказание Твое.

И благослови женщину!

Ныне и присно. И во веки веков.

Аминь!"

Вот так. Теперь я — злобный, пьющий, иезуитски подлый бывший полицейский — ныне уважаемый сотрудник ФБР. И никакой Любви. А хочется. И вам, верно, хочется?

И Эндрю оглядел давно притихших слушателей. И Питер, вместе с ним. У всех этих продажных служителей плотской любви были грустные глаза, а из некоторых еще не разучившихся, текли слёзы. И скорее всего не от рассказа, вернее не только от него. Каждый плакал о своей единственной Любви рождавшей свет иного мира, будущего дня…

Потом Эндрю Положил голову на матрас и кого-то обнявши заснул. Питер не двигаясь смотрел на это лежбище и ни одна — ни добрая, ни скверная мысль не проникала в череп. Он только подумал, что ни слова не скажет напарнику, о том, что видел. Он ни в чем его больше не упрекнет, что касается выпивки и женщин.

Тут Питер заметил, что вповалку лежащие тела начали бессознательное единовременное движение. Они, кто ползком, кто перекатыванием бессознательно стремились, стягивались к одной точке.

И все как-то разом успокоились, улегшись в правильную спиралевидную фигуру. Где основой для спящих безмятежно голов служило крепкое тело Эндрю. Лица всех участников оргии были чисты, рты приоткрыты.

Им всем снился один добрый сон. В котором любовь, трением тел, точила Свет нездешнего сказочного утра…

………………….

Потом с утра опять были гонки по адресам возможных знакомых Элдриджа со времен его службы при базе, но на этот раз без обстрелов и подстав. Результаты были никакие. Кого то не было на месте, а кто был, те упрямо не могли понять, что нужно этим наглым обезьянам с громкими удостоверениями.

Ближе к обеду Гюнтер, раскланявшись, оставил их. Они еще немного поколесили. Проехали до последнего адреса — уборщика работавшего на базе. И, ровно в шесть по полудню, прямо посреди улицы, их перехватил полицейский высокий чин и сопроводил загород. В этот прекрасный уголок отдыха.

Позднее утро. Никаких звонков. Никаких планов.

Ну, вот наконец-то появилась знакомая машина. Из нее вышел Гюнтер. Его было не узнать, — опухший, с серым цветом лица. От вопросов отмахнулся, сказал лишь, — его близкий друг пропал, поиски результатов не дали. И предложил, что дела нужно до делывать. Надо опять встретится с господином Йенсом. Тот вторую ночь проводит в отдельной камере под строгим присмотром. Но скоро, по закону, его придется отпустить. Так, что того нужно допросить и выжать все что возможно. Коллеги согласились. Но тут зазвонил Ай-фон Гюнтера. Тот отошел в сторону, а вернувшись, сунул сотовый Питеру:

— С вами хотят говорить.

— Кто?

— Йенс. — ответил Гюнтер, и от чего-то пожал плечами.

Питер приложил сотовый к уху.