Солнце в кармане

— Я прослышал: вы здесь власть языками треплите. Депутата нашего уважаемого поминали небось? Ну-ну, ваши бабы мерзавки, телеги так и пишут. На него, на меня, на зам. Директора ТОО Талдыкина и председателя сельсовета Талдыкина младшего?. Нет? "Да я же их читал", как у Высоцкого. А, ты Максим Иванович, прокурору написал, — два раза. Один раз обстоятельно так, а второй раз уже требовательно, с угрозами, — "Масквой" пугаешь?

Где Москва, а где я, видишь? Пойдем-ка до воздуху, — покажу. Подымайся — пойдем, пойдем.

Ваня, было, привстал заступиться остановить, он еще не понимал что может случиться, но предчувствия были самые дурные. Максим Иванович вышел из-за стола и жестами успокоил Ваню и гостей. Мол, все в порядке, сидите. И вышел вперед Участкового на двор. Подручные сержанты продолжали, молча седеть за столом и зыркать на собравшихся.

Тяжелая тишина за столом, ожиданье как перед операционной хирурга. Вот, наконец, вернулся Участковый. Один вернулся. Молча, уселся за стол и сам разлил спиртное по стаканам. Но только себе и своим подельникам.

— А где Иваныч? — Тревожно спросил дед Комаринов.

— Да поплохело ему что-то. То ли со свежего воздуха, то ли с разговору. Повез его мой водитель домой. — Заслышав шевеление за столом, гаркнул. — Сидеть! Не в кутузку повез, — домой. — И добавил уже ровным голосом, — честное офицерское! Ну, давай, немецкий Ваня, выпьем на посошок. Приезжай к нам, подарки привози, не как в этот раз. Ну, ты, видать не ученый — теперь в курсе будешь. А если дело какое — нам друг без друга никак. Связи какие, — все у меня! И, знаешь, власть то здесь — я! Захочешь дружить — все у тебя на мази будет. А нет….На нет, и суда не будет. Сам убежишь.

— Я, господин начальник, как здесь говорят: я с тобой у одного забора рядом срать не сяду. Я если даю — то даю сам. А забирать будут — не отдам. Ни в Германии не отдавал, ни здесь, ни отдам.

— Ух, ты какой! Ладно, не держи зла. — И налив уже кажется по третьей полной себе и соратникам, сказал, — На посошок, — и, не замечая остальных и самого хозяина, выпил. — Пойдем, проводи хоть, а то дороги и тебе не будет. Давай, что — боишься?

— Пойдемте, — провожу.

С Ваней подорвались пойти несколько парней и мужиков. Но подручные участкового стали их отпихивать. Дубинками поперек, возвращая за стол. Ваня теми же жестами, как давече Максим Иванович, подал знак что бы сели, что все в порядке. Но Камаринов малый и Витька, бабушки Маруси сосед, все-таки протиснулись к самым плечам Вани. Участковый лишь недобро ухмыльнулся.

Когда вышли из утепленного до амбарного состояния крытого двора, в темноте заурчали два мотора, с обеих сторон ударил свет мощных фар. Участковый махнул, зазывно, во тьму и обернулся к Ване с провожатыми, скалясь широкой улыбкой:

— Зацени мою доброту Ванёк! Ты ко мне не ногой, а я к тебе — на джипах! Давай, Ваня, прощаться! — и шутливо семеня, перетёк к Ване и облапил его, суясь губами в лицо. Три раза совался, три раза отстранялся Ваня. Зажатый в объятиях, перешедших в захват из французской борьбы.

— Ну, неродимый, какой. Ладно, езжай, а у меня дела — надо проверить мужичков: не завелись ли среди них неучтенные личности.

И как ни в чем не бывало, отправился обратно на крытый двор к опоганенному им застолью. Оставив Ваню с ребятами одних перед домом. Из-за неплотно прикрытой двери понеслись знакомые Участковые выраженьица:

— Ухуячте жопы в лавки! Я вас всех, браконьеров, по закону разъебу! И будет вам электро-газ, телефонизация и перловка с повидлом!

— Полегче загибай начальник — ты с людьми разговариваешь, не с электоратом. — прорвался хрип деда Камаринова.

— А-а, слова выучили, Выползни Пиздодырые!

— А здесь не просто люди сидят. — Резанул пилой голос промысловика Скокова. — Здесь добрые люди сидят. А добрые люди — зверей не хуже. Усёк?

Но не дослушали ребята дискуссию. Недолго они одни оставались. Из света фар, с двух сторон вышли плотные граждане. В коротких черных куртках казавшихся большими мячами, вот только с отростками — руками, и увесистыми битами в них. Восемь человек профессионально окружили троих и дружно, наискось, взмахнули битами. А Ваня был "пуст".Он расслабился здесь. Забылась всегдашняя готовность к схватке. Почитал в этих краях, что кулак — оружие достаточное. До сегодняшнего вечера.

Быстрая серия ударов. Они смяты, повалены, руки назад закручены. Их, стонущих забрасывают в машины — везут. Все молча. За селом свернув направо, остановились за горкой, между лесом и полем снежным.

Выдернули из машины. Сорвали верхнюю одежду. Еще раз, уже очень обстоятельно, избили. Норовя всё ж по мягким местам. А напоследок, завершающим аккордом — кодой, один бугай прошелся и каждому нанес два приметных удара по лицу: в нос и губы. Плюща, давя, превращая их в рванные вишневоцветные вареники.

Их, корчащихся от боли, со сбитым дыханием в легких, спихнули с пригорка в снег. И уехали.