Солнце слепых

Лет в десять Феде в руки попал «Остров сокровищ» Стивенсона. Он его зачитал до дыр, будь остров тазиком, пошел бы от такого усердия ко дну. Он даже нашел место на географической карте, где тот остров должен был располагаться. После этого Федор не просто прочел, а изучил все книги о пиратах, какие только были в сельских, а позже в городских и домашних библиотеках. Заодно он всеядно поглощал исторические монографии и беллетристику, книги по судовождению и морскому праву, каталоги с описанием парусов и словари морских терминов, географические атласы и карты морского дна, словом, все, что могло иметь хоть какое-то отношение к пиратам и их приключениям. Его интересовало любое слово, начиная со времен Гомера и Цезаря, которое соседствовало бы со словом пират, корсар, морской разбойник и еще добрым десятком подобных ключевых слов. Больше всего он интуитивно доверял старинным рассыпавшимся фолиантам из домашней библиотеки старого учителя географии. Из них он и почерпнул наиболее основательные и достоверные сведения по истории морского пиратства. Когда он прочел все книги на русском языке, стал читать на английском и испанском - в пору студенчества. Многие из этих книг выдавались только преподавателям или вообще по спецразрешению, но он добился и разрешения, и даже допуска к полкам, на которых лежали никому больше не нужные, заветные книги о пиратах всех морей и океанов. Обкладывался несколькими словарями и тут же строчил в тетрадочку перевод. Почти год он все свое свободное время проводил в читальных залах. А пользуясь своим обаянием, он радостно смотрел в глаза молоденькой библиотекарше и просил ее дать ему книгу на ночь. Грех было отказать. В читальной комнате он иногда просиживал за переводом до утра. Вскоре он довольно бегло научился читать на обоих языках, словарный запас у него вырос настолько, что он мог уже переводить, почти не заглядывая в словари. Произношение, правда, у него было ужасное. Когда он на зачете по немецкому языку похвастал, что знает еще английский и испанский, удивленная преподаватель попросила сказать что-нибудь, и когда он важно произнес что-то на обоих языках, она была в шоке. То есть, начни специально коверкать произношение, так не получится. Она похвалила полиглота и поставила ему по немецкому зачет. К третьему курсу Федор знал о Дрейке больше, чем тот сам знал о себе.

Федор Дрейк, капитан - представлялся он с тех пор. И тут же начинал рассказывать о том, как люди приветствовали его на улицах Лондона аплодисментами, или о голых туземцах, которым нипочем ни лед, ни стужа, чьи губы и носы проткнуты костяными или деревянными палочками, и которые всю жизнь проводят танцуя, а умирают опять же только от танцев.

Из поэтов Федор читал одного Блока, так как считал Блока тоже пиратом, потому что только пират мог сказать: «Как не бросить все на свете, не отчаяться во всем, если в гости ходит ветер, только дикий черный ветер, сотрясающий весь дом?» И потом, отчего возникает северное сияние, кто скажет? Так вот, если от стихотворения возникает такое же необъяснимое сияние, восхитительное и красивое, оно волнует. У Блока все стихи были такие.

В четырнадцать лет Федор окончил курсы судовождения и два лета ходил помощником на буксировщике и толкаче по Дону и Донцу. На толкаче не понравилось: надсадная работа, сизифов труд. На буксировщике было лучше. Ты впереди, баржа позади, и глаза бы на нее не глядели! Не фрегат, но и не бухгалтерский стол с корзиной у ног! В «хождениях по рекам» истории разные приключались, но пираты, похоже, все давно перевелись.

В 1938 году Дерейкин без благословения матери и без отцова разрешения в пиджачке и летних туфлях подался из своей станицы на высоком берегу Северского Донца на учебу в город Воронеж, где еще кто-то помнил самого царя Петра с его ботом под парусом. В Воронеже, понятно, пиратству не обучишься, да и негде было потом применить эти знания, но вот выучиться на механика, чтобы вся страна могла узнать о нем и восхищаться его золотыми руками, было можно. Федор тогда еще не знал, что механики изучают маятник вовсе не для того, чтобы изучить время, а для того, чтобы вычислить треугольники пространства.

К тому же, на решительный поступок его подтолкнул случай. Батя выпил и по старой памяти поднял на сына руку, но Федор перехватил ее, а отца толкнул в грудь, да так, что тот полетел вверх тормашками. В тот же вечер Федор и ушел из дома куда глаза глядят.

В университет он поступать не рискнул, вернее, и не подумал даже, а подал заявление куда попонятнее, в сельхозинститут.

- Если поступите, стипендии не будет, - предупредили его. - Ведь ваш отец специалист?

- Да, прораб на шлюзах.