Солнце полуночи

Рядом с двумя девушками в очереди стоял Майк Ньютон. Я слышал оба его голоса – мысленный и обычный, когда он спрашивал Джессику, что это с Беллой. Неприятно было наблюдать, как его мысли вертятся вокруг нее, как затуманивает их мелькание уже укоренившихся фантазий, пока он смотрел, как она вздрогнула, очнувшись от своих раздумий, будто совсем забыла, что он рядом.

– Ничего, – услышал я ответ Беллы. Ее чистый негромкий голос колокольчиком прозвенел в гомоне кафетерия, но я понимал, что это мне лишь показалось, потому что я старательно напрягал слух. –  Возьму сегодня содовой, – продолжала она, догоняя убежавшую вперед очередь.

Не удержавшись, я бросил единственный взгляд в ее сторону. Она смотрела в пол, кровь постепенно отливала от ее лица. Я поспешил перевести взгляд с нее на Эмметта, который рассмеялся при виде улыбки на моем лице, похожей теперь на гримасу боли.

«Нездоровый у тебя видок, братец мой».

Я придал своему лицу беспечное и непринужденное выражение.

Джессика вслух удивилась отсутствию аппетита у спутницы:

– Совсем не хочешь есть?

– Тошнит немного, – она слегка понизила голос, но тот по-прежнему звучал совершенно отчетливо.

Почему оно задело меня, это беспокойное стремление опекать, внезапно проскользнувшее в мыслях Майка Ньютона? Какая разница, что в них появился собственнический оттенок? Не мое дело, если Майк Ньютон беспричинно переживает за нее. Может, такую реакцию она вызывает у всех и каждого. Разве у меня самого не возник инстинктивный порыв защитить ее? В смысле, еще до того, как мне захотелось ее убить…

А вдруг она в самом деле больна?

Судить трудно – со своей тонкой просвечивающей кожей она выглядит такой хрупкой… И тут я понял, что тревожусь точно так же, как этот недоумок, и запретил себе думать о ее здоровье.

Так или иначе, мне не нравилось наблюдать за ней посредством мыслей Майка. Я переключился на Джессику, исподтишка поглядывая, как они втроем выбирают, за какой бы стол сесть. На мою удачу, они присоединились к обычным соседям Джессики за одним из столов с другой стороны зала. Не так, чтобы ветер дул от нее, как Элис и предвидела.

Элис толкнула меня локтем. «Она скоро посмотрит. Веди себя по-человечески».

Удерживая на лице улыбку, я стиснул зубы.

– Да не напрягайся ты, Эдвард, – посоветовал Эмметт. – Право слово. Ну убил ты человека. Это еще не конец света.

– Тебе виднее, – шепотом отозвался я.

Эмметт рассмеялся.

– Пора бы уже тебе усвоить правило: пережил – и забыл. Как делаю я. Вечность – слишком долгий срок, чтобы предаваться угрызениям совести.

Тут-то Элис и швырнула в лицо ничего подобного не ожидавшему Эмметту припрятанную горсть снега.

Он растерянно заморгал, потом осклабился в предвкушении.

– Сама напросилась, – заявил он, наклонился над столом и тряхнул осыпанными снегом волосами в сторону Элис. С волос сорвался целый ливень подтаявшего в тепле снега вперемешку с водой.

– Фу! – поморщилась Роз, вместе с Элис уворачиваясь от потопа.

Элис рассмеялась, все мы поддержали ее. В мыслях Элис я увидел, как был подстроен этот безупречный момент, и понял, что она – надо бы перестать мысленно называть ее так, будто она единственная девушка в мире, – что Белла увидит, как мы смеемся, дурачимся, выглядим счастливыми, не отличающимися от людей и неправдоподобно идеальными, как иллюстрация Нормана Роквелла.

Продолжая смеяться, Элис заслонилась подносом, как щитом. Она – то есть Белла – наверняка все еще смотрит на нас.

«..опять глазеет на Калленов», – подумал кто-то, привлекая мое внимание.

Я машинально повернулся на этот невольный зов и сразу узнал голос, едва увидел, откуда он исходит, – за сегодня я уже наслушался его.

Но по Джессике я лишь скользнул глазами и встретился с пристальным взглядом ее соседки.

Она сразу потупилась, опять спрятавшись за завесой густых волос.

О чем она думает? Досада, вызванная ее молчанием, казалось, не притуплялась со временем, а обострялась. Я попытался – нерешительно, поскольку раньше никогда этого не делал, – силой мысли прощупать тишину вокруг нее. Мой особый слух всегда включался сам собой, без просьб; для этого мне не требовалось напрягаться. Но теперь я сосредоточился, силясь пробиться сквозь некий панцирь, окружающий ее.

Ничего, кроме молчания.

«Да что в ней такого?» – думала Джессика, эхом вторя моему раздражению.

– На тебя таращится Эдвард Каллен! – шепнула она на ухо этой девушке, то есть Белле Свон, и хихикнула. В ее голосе не было ни намека на зависть и досаду. Похоже, Джессика владела искусством притворной дружбы.

Полностью поглощенный происходящим, я прислушался к ответу.

– Он не злится? – шепнула она.

Так, значит, она все же заметила мою безумную реакцию на прошлой неделе. Не могла не заметить.