Солнце отца (ЛП)

Сольвейг открыла рот, чтобы возразить, что это он всегда так делал, но ее первые слова заглушил боевой клич матери, и они оба повернулись на звук. Бренна Око Бога стояла позади них, и она только что отрубила голову солдату, чей меч готов бы ударить Сольвейг. Он подобрался сзади, и ни она, ни Магни этого не заметили.

Голова в шлеме ударила Сольвейг в грудь с такой силой, что она выплюнула половину воздуха своего тела.

Мать Сольвейг обратила свой легендарный взгляд на нее и Магни.

— Хватит! Сейчас не время для ссоры!

Она резко повернулась, ища следующего противника, но в этот момент в войске франков раздался крик, и битва переломилась. Солдаты развернулись и побежали прочь, и Сольвейг поняла, что было объявлено об отступлении.

Налетчики опустили оружие и позволили противнику бежать; ни Леиф Олавссон, ни Вали Грозовой Волк не вели с собой людей, которые убивали ради убийства. Не было никакой чести в том, чтобы убить убегающего противника. Так что они просто стояли и наблюдали за отступлением.

Один из франков решил убить последнего врага, раз уж тот попался на пути, и замахнулся мечом на Магни. Тот вскинул щит, чтобы отразить удар, нацеленный ему в голову, и когда доспехи приподнялись, обнажая талию солдата, Магни нанес удар. Меч налетчиков был выкован для того, чтобы рубить, а не колоть, но при достаточной силе мог пронзить человека насквозь и убить его. Сольвейг сделала то же самое, когда вонзила свой клинок в лицо солдата; а теперь меч Магни прошел сквозь щель в доспехах на боку воина и вонзился в плоть. Клинок прошел сквозь ребра и, как Сольвейг могла догадаться, разрезал его сердце.

Солдат повис на мече, задыхающийся и потрясенный собственной смертью, кровь текла у него изо рта и по лезвию меча, и ее было много. Магни сбил с солдата шлем и схватил его за голову, удерживая одной рукой, чтобы высвободить свой меч. Потом разжал руку, и последний франк рухнул мертвым на мокрую землю.

Хокон подбежал к ним, ухмыляющийся и покрытый кровью с головы до ног. Его щека была разрезана — кровь, скорее всего, натекла из нее. Их мать уронила щит и схватила его за шею.

— Дай мне посмотреть.

Брат Сольвейг заерзал и оттолкнул ее.

— Все не так уж плохо. Мы идем дальше? Там должна быть деревня!

Леиф и их отец подошли к их группе. Их отец схватил Хокона за подбородок мощной рукой и оценивающе осмотрел его щеку.

— Иди к целителю.

— Но, отец, деревня!

— Нет, — ответил Леиф. — Сейчас мы продвинулись далеко вверх по реке, вглубь страны. Недалеко есть город. Христианские города означают богатых людей. Возможно, даже короля. Мы подождем и понаблюдаем за тем, что предпримут франки.

— Где Илва? — спросила мать Сольвейг. — Вали, она была рядом с тобой?

Отец Сольвейг кивнул.

— Она хорошо сражалась. Но ее не было рядом со мной, когда было объявлено отступление.

Илва была их третьим ребенком; ей было шестнадцать лет, и это был ее первый набег. Все в группе повернулись в разные стороны, чтобы осмотреть поле боя.

— ИЛВА! — закричали все разом. Другие налетчики услышали крик и тоже стали звать девушку.

Если бы она была на поле боя, и если бы она была способна откликнуться, она бы откликнулась. Но никто не отвечал.

Поиски становились все более отчаянными. Те, кто был способен двигаться и не помогал другим раненым, стали переворачивать тела в поисках дочери ярла.

И вдруг Сольвейг увидела щит, лежащий на земле у края груды тел.

Все налетчики Карлсы носили щит со знаком Вали Грозового Волка: красный глаз на синем поле. Щит Илвы ничем не отличался от других — за исключением того, что он был совершенно новым, ведь она отправилась в свой первый налет, и она была единственным новичком в отряде. Дерево было гладким, а цвета насыщенными, еще не стертыми ударами клинка, кровью и морской водой

Теперь он был забрызган кровью и усеян вмятинами, оставленными мечами, но его цвета все еще оставались яркими. Сольвейг схватила его и увидела, что его еще держит рука — рука ее сестры, торчащая из кучи мертвых тел.

— СЮДА! — крикнула она и упала на колени. — ОНА ЗДЕСЬ!

Сольвейг попыталась оттолкнуть тела, придавившие ее сестру, но неверно распределила силы, скользя на покрытой кровью и внутренностями земли, и смогла только встряхнуть их.

А потом над ней навис ее отец. Он заревел и разбросал кучу тел так легко, словно это была куча плавника.

Илва лежала в самом низу кучи. Ее нагрудник из кожи, сделанный, как и у Сольвейг, по образцу того, что давно носила ее мать, с узорчатым переплетением, был разрезан спереди. Ее внутренности блестели в ране, красные и влажные. И они шевелились.

Она была жива. Но Сольвейг могла сказать по зловонию, исходившему от сестры, невыносимому даже на этом поле смерти и тяжелых ран, что Илва вряд ли сможет прожить долго. Слишком многое в ней было разрезано.

Но она тоже была дочерью легенд. В истории их отца говорилось, что его нельзя убить. Возможно, то же самое относилось и к его детям.

Их отец опустился на колени у головы Илвы. Он осторожно поднял ее и положил себе на бедра, и ее глаза затрепетали и открылись.

— Папа?