Солнце отца (ЛП)

— Тебе нравится? — Леофрик бегло говорил на их языке. Магни, напротив, знал всего несколько слов на английском языке. Разговаривать здесь с кем-либо, кроме Астрид, Леофрика или их детей, было почти невозможно. Среди них всех его отец лучше всех владел языком этого места; Магни старался держаться достаточно близко к отцу, чтобы не чувствовать себя потерянным.

— Это твой бог? — спросила Сольвейг короля с дерзкой уверенностью. У здешних людей были свои правила общения, но Леофрик вел себя так, словно его не волновало, соблюдают ли их «северяне».

— Это Его сын, — ответил король. — Наш Христос, который еще и Господь.

Магни бросил взгляд на Сольвейг, которая выглядела такой же растерянной, как и он. Леофрик рассмеялся.

— Астрид тоже этого не понимала. Это не предназначено для того, чтобы быть понятым. Это нечто такое, что можно познать, не понимая. Просто принять.

Сольвейг фыркнула.

— Знания без понимания — это для дураков и детей.

Король улыбнулся ей.

— Вы, женщины Севера, свирепые создания. Могу я спросить — есть ли у вас доказательства подвигов всех ваших богов? Ты знаешь или веришь?

Сольвейг моргнула, глядя на него, и захлопнула рот. Затем ей, казалось, пришла в голову идея, и она уперла руки в бока.

— Наши боги спускались сюда и позволяли нам увидеть их. Они ходят среди нас, когда пожелают. Они говорят с нами, пируют и сражаются вместе с нами. Так что да, мы знаем.

Повернувшись обратно к изображению на стене, Леофрик сказал:

— Как и этот мужчина. Бог приходил к нам. Он ходил среди нас много лет. Он превратился из младенца в мужчину и все это время жил как один из нас. Он знал нас — наши слабости и грехи, а также наши сильные стороны и нашу доброту. Затем Он позволил нам убить Его, чтобы мы могли увидеть себя такими, какие мы есть на самом деле, и чтобы мы могли увидеть глубину Его любви к нам в этой жертве, и Он омыл нас от наших грехов.

— Ты убил своего бога? И все же ты жив? — спросил Магни, не зная, впечатляться или наполняться презрением.

А вот Сольвейг, похоже, не была сконфужена. Она рассмеялась.

— Твой бог слаб, раз позволил предательству жить дальше. В этом нет никакой чести! Это то, чему ты поклоняешься?

— В прощении есть великая честь, Сольвейг. Простить великую обиду — значит проявить великую силу.

Позволив себе громко щелкнуть зубами в качестве комментария, Сольвейг больше ничего не сказала. Но внимание Магни приковала вторая фигура на картинке.

— Кто тот мужчина, который целует его?

— Это Иуда Искариот, человек, который выдал Христа его врагам в обмен на тридцать сребреников. Картина называется «Предательство Иуды».

— И вы почитаете такого червя картинками на своих стенах? Христиане — farskallar. — Сольвейг скорчила гримасу, словно попробовала что-то отвратительное, и взмахнула рукой, отметая саму идею христианства.

— Прости меня. Я не понимаю этого слова. For-skall-ar?

— Это значит идиоты, — ответила Астрид, входя со своей младшей дочерью Эбби на бедре. — Или, что более близко по смыслу — «овечьи головы». Ты споришь с нашими друзьями, муж мой?

Леофрик забрал девочку у ее матери.

— Нет, любовь моя. Мы обсуждаем различия в наших убеждениях.

Астрид рассмотрела маленькое изображение и скорчила гримасу, мало чем отличающуюся от той, что была у Сольвейг.

— Иуда. Предатель. Он покончил с собой после того, как Христос был распят.

Магни начинали надоедать разговоры о христианах и их боге, но Сольвейг казалась по-настоящему встревоженной, даже разгневанной этим изображением.

— Предатель и к тому же трус. И вот он целует вашего бога, — сказала она. — Зачем создавать такую вещь? Почему бы не показать его мертвым? Зачем вообще его показывать?

— Иуда предал его этим поцелуем.

Астрид взяла Сольвейг за руку и повела ее через комнату к изображению на другой стене. Магни последовал за ними, и Астрид показала им картину, на которой был изображен повешенный.

— У христиан тоже есть месть, Сольвейг. Иуда сейчас в Аду, который очень похож на наш Хельхейм. Он будет вечно страдать как самоубийца и предатель. Есть предел даже прощению этого Бога.

Сольвейг усмехнулась.

— Теперь ты веришь в этого бога?

Она знала Астрид еще хуже, чем Магни, но вопрос об убеждениях был явно важен для нее. Магни попытался понять почему.

Он так напряженно думал, что поймал себя на том, что, прищурившись, смотрит на нее.

Астрид спокойно ответила:

— Я люблю наших богов, Сольвейг. Я их знаю. Но Бога Меркурии я тоже знаю. Вы увидите — когда мы скоро посетим Норшир. Все боги живут там вместе. — Она обняла Сольвейг за плечи. — Пойдем. Я пришла, чтобы показать вам ваши комнаты. Сегодня вечером мы пируем, но у вас есть время отдохнуть и подкрепиться.

Она остановилась и оглядела Магни.

— Одна комната или две?

— Одна, — ответил Магни.

— Две, — одновременно ответила Сольвейг.

Астрид искоса посмотрела на Магни, а затем на Сольвейг. Пожала плечами.

— Тогда две комнаты. И спи, где пожелаешь.