Солнце отца (ЛП)

— Ты хочешь? — спросил он, прежде чем она приняла решение.

— А ты?

Его плечи поднялись почти до ушей.

— Возможно, это приятно.

Сольвейг сомневалась в этом. Но кивнула.

— Хорошо. — Она наклонилась к нему и поджала губы.

Магни наклонился к ней, и их губы соприкоснулись. От него приятно пахло, как от костра и козьего загона. Его губы были теплыми и сухими, напряженными и какими-то сморщенными. Его дыхание щекотало ее щеку.

Это не было неприятно. Или приятно. Или вообще как-нибудь. В их клятве на крови было больше чувства, чем в этом.

Сольвейг не знала, что делать дальше, поэтому отстранилась. Она потерла губы; они покалывали.

Магни тоже потер губы.

— Теперь мы можем пойти посмотреть на корабль?

Испытав облегчение от того, что эксперимент закончился, и более чем когда-либо уверенная в том, что что бы ни нравилось их родителям в их близости, это было не для нее, Сольвейг вздохнула и отодвинулась от стены.

— Он не так хорош, как наши корабли. Пойдем, я тебе покажу.

Тринадцать лет

Сольвейг уставилась в небо: безоблачное полотно ярко-синего цвета, растянувшееся от горизонта до горизонта. Внизу, под ними, Карлса была тихой. Веселье после ухода налетчиков продолжалось долго, и оставшиеся не спешили начинать следующий день.

Время менялось, когда люди уходили в поход, и не только потому что оставшиеся напивались и болели похмельем. Темп жизни в городе замедлялся до вялости; решались только самые важные дела. Казалось, все замирало в ожидании.

С тех пор как ее отец вернулся домой привязанным к носилкам, Сольвейг постоянно испытывала тревогу, когда он уплывал. В тот день она потеряла веру в то, что он силен, как бог. Он был всего лишь мужчина. Великий человек, один из самых сильных, но всего лишь мужчина, и его можно было отнять у нее.

Ее беспокойство было сильнее, когда мать оставалась дома, как в этот раз. Ее отец рассказывал много историй о том, как ее мать спасала его. Он часто говорил, что его жена — часть его самого. Ему было нужно, чтобы она была рядом. Но младшая сестра Сольвейг, Хелла, совсем еще младенец, маленькая и хрупкая, заболела, так что ее мать осталась в зале, ухаживая за ней, а отец поехал один.

— Когда мы поженимся, ты станешь жить в Гетланде или я переберусь жить сюда?

Они с Магни лежали на травяной подушке на опушке леса Верджанди. При этих словах Сольвейг повернула голову и изучила профиль своего друга. Его щеки все еще оставались гладкими, но лицо изменилось с тех пор, как она видела его в последний раз. Он стал более коренастым, более мужественным. И был очень похож на своего отца.

— Кто сказал, что мы должны пожениться?

По правде сказать, все так говорили. Да и сама Сольвейг думала об этом. Это не было неприятно, и иногда она долго размышляла, как это будет. Иногда что-то внутри нее сжималось и болело, и тогда все, о чем она могла думать, был Магни

Он повернулся и встретился с ней взглядом. Его глаза были голубого цвета, темнее, чем у нее, больше похожие на море, чем на небо.

— Все. Ты хочешь сказать, что мы не поженимся?

Она пожала плечами и снова повернулась к небу. Орел пролетел по гладкой синеве небосклона, а затем нырнул вниз, и ей не нужно было поднимать голову и наблюдать, чтобы понять, что он вытащил рыбу из воды под скалой, на которой они лежали.

— Я хочу сказать, что когда мы поженимся, и где и если поженимся — это только наше дело, ничье больше.

Его рука легла на ее руку, лежащую на траве, и он сжал ее. Сольвейг почувствовала новое кольцо на руке Магни, полученное всего несколько недель назад, когда он дал клятву верности своему ярлу и отцу. Она ненавидела эту извивающуюся золотисто-серебристую ленту, но не за то, что она говорила о нем, а за то, что отсутствие ее говорило о ней.

В Карлсе, как и в Гетланде, женщинам не дарили наручных колец. Они клялись в верности и сражались бок о бок с мужчинами на равных, но им знак их верности был не положен. Сольвейг любила безделушки и украшения, но не из-за их блеска она завидовала кольцу Магни.

Она не хотела быть другой.

Магни носил это кольцо на руке, и теперь все, кого он встречал, знали, что он мужчина и его сочли достойным. Сольвейг придется доказывать свои заслуги каждый день.

Она попыталась вырвать свою руку из его, но он крепко держал ее. Он стал выше ее с тех пор, как они виделись в последний раз, и сильнее.

Магни повернулся на бок, все еще держа ее за руку, и посмотрел на нее сверху вниз. Его длинные волосы спадали с плеч и затеняли лицо. Их концы касались ее шеи.

— Я хочу жениться на тебе, Сольвейг. Не из-за воли наших родителей. А потому что хочу сам.

Волнение, которое Сольвейг иногда чувствовала, вдруг превратилось в спазм, и у нее заболела грудь. Но она хотела большего, чем Магни. Она только начала боевые тренировки, пока еще деревянными мечами. Она хотела обрести свою честь и заставить своих родителей гордиться ею. Если девочки ее возраста выходили замуж, они уже скоро распухали от рождения детей и проводили свою жизнь, гоняясь за ними и за цыплятами.