Солнце на стене

В кабине мощный гул, разговаривать невозможно. Вольт Петрович расстелил карту на сиденье и отмечает наш путь красным карандашом. Я на Урале первый раз и с удовольствием смотрю на расстилающиеся внизу горы, хвойные леса, на эту живописную речку, которая называется Сылва. Небо над нами чистое, и солнце щедро льется на землю. Последняя деревушка давно осталась позади, и мы летим над дикими, нехожеными местами. Нелепая хвостатая тень от вертолета неторопливо бежит сбоку, прыгая со скал в зеленые равнины лесов, окунаясь в затененную высокими берегами речку, распластываясь на солнечных полянах.

Вольт Петрович складывает карту и уходит в кабину к пилоту. Вертолет останавливается в воздухе и начинает снижаться прямо на лес. Острые вершины вековых елей приготовились ужалить зеленое брюхо машины. Я поднимаю тяжелый рюкзак, скатанную в тугой сверток палатку и спальные мешки. Снаряжение Вольта здесь же, рядом. Сейчас придет пилот, откроет люк и выбросит веревочную лестницу. И по ней мы с Вольтом Петровичем спустимся в отмеченный красным крестиком гористый квадрат «Е». Здесь нам предстоит прожить две недели. За это время мы должны исходить сотни километров, пока не обследуем весь квадрат. Через две недели точно к этому месту прилетит вертолет, заберет нас и доставит на базу, расположенную у подножия уральского хребта.

Я первым спускаюсь по раскачивающейся веревочной лестнице. Наверное, таинственными пришельцами с неба кажемся мы обитателям этого леса, которые, притаившись, наблюдают за нами. А обитателей в этих лесах много: и серый волк, и лось, и сам Михайло Иваныч Топтыгин.

А вот и первый лесной житель — белка. Она с любопытством уставилась на меня с соседнего дерева. Но мне не до белки. Я задираю голову и машу свободной рукой пилоту, чтобы он еще немножко опустился. Не прыгать же мне с рюкзаком на плечах с пятиметровой высоты! Вертолет снижается, и я наконец ступаю на твердую землю, усыпанную иголками. Вслед за мной приземляется Вольт.

Мы помахали пилоту, и вертолет улетел. Непривычно тихо вокруг. Гул мотора растворился вдали. Примолкшие птицы несмело загалдели. После вибрирующего вертолета приятно ощущать твердую землю. Когда я покидал эту хитрую штуку, которая могла останавливаться в небе, как полосатая оса над цветком, я всегда испытывал облегчение.

Вольт уже успел отрастить бороду, да и я с неделю не брился. Прозрачные глаза начальника археологической экспедиции весело смотрят на меня.

— Мне эти пещеры еще в Москве снились, — говорит он. — Хотя вообще-то Елизаров фантазер… Он утверждал, что собственными глазами видел в Борисовских пещерах рисунки — медведь, мамонт и зубр. Была снаряжена экспедиция. Это оказались не рисунки, а копоть на стенах и сводах. Копоть от костров, которые жгли охотники. Правда, он нашел в тех местах грубо вытесанного из камня идола явно азиатского происхождения… Как он мог попасть сюда?

— Тем более что тогда вертолетов не было… Пленные арабы могли тайно вытесать своего идола?

— Елизаров тоже придерживался такого мнения.

— А вы?

— Я не видел этого идола.

Мы выкурили по сигарете и, поудобнее расположив на спине рюкзаки и снаряжение, двинулись в путь. Нам предстояло обследовать подступы к Белым горам, где недавно были обнаружены пещеры. Их нашел Вольт Петрович в то время, когда я сдавал экзамены в университете. Он приглашал меня принять участие в Зауральской экспедиции. Покончив с экзаменами, я срочно выехал к нему. На заводе предупредил, что сразу после экзаменов ухожу в экспедицию. Пришлось использовать и свой законный отпуск. Впрочем, я не жалел. В экспедицию с Вольтом мне давно хотелось. И вот уже вторую неделю бродим мы с ним по Уралу. Это малообследованный район, и по некоторым признакам Вольт убежден, что здесь нас ждут интересные открытия.

Он шагает впереди. Глядя на его маленькую фигуру, увешанную снаряжением, я уж в который раз поражаюсь его выносливости. Вот так, не прибавляя и не убавляя шага, он может пройти за день тридцать — сорок километров. И это не по утоптанной тропе, а по целине, по которой до нас не ступала нога человеческая. В эти глухие места даже охотники не забредают. И зверь здесь непуганый.

Лес скоро кончается, и мы идем по залитому солнцем гористому плато. Впереди маячат Белые горы. На самом деле они красноватые, с желтыми прожилками. Ступеньками растут на них сосны, ели, пихта. Чем выше мы поднимаемся по пологому склону, тем деревья становятся мельче, чем их равнинные собратья.

А на самых вершинах, в расщелинах красноватого камня, шевелится на ветру чахлый кустарник.

Мы идем на некотором расстоянии друг от друга и почти не разговариваем. Мерно покачивается перед моими глазами пухлый рюкзак Вольта. Поблескивают стволы охотничьего ружья. Хорошо бы на ужин подстрелить зайца. Нам уже несколько штук попалось, но Вольт даже ружье с плеча не снял.