Солнце на стене

И Дима назвал мою фамилию. Я подумал, что он оговорился или просто так, с перепугу ляпнул. Но аплодисменты заставили меня поверить, что все это серьезно.

Когда гул затих, на трибуну поднялся Ремнев. Секретарь парткома с надеждой посмотрел на него. Мамонт откашлялся и своим громовым басом поддержал мою кандидатуру.

Говорил Никанор Иванович медленно, подбирая слова, и оттого его речь была напряженной и тяжеловесной. Ее слушали в полном безмолвии. Кое-кто из моих знакомых стал поглядывать на меня и ободряюще улыбаться.

— Это я предложил назначить Вениамина Тихомирова начальником арматурного цеха… И я считаю, что не ошибся, — говорил Мамонт. — Но одно дело человека выдвинуть по службе, это наше внутреннее дело, и совсем другое — выдвинуть кандидатом в депутаты. Это общественное дело, народное… Тихомиров прекрасный инженер, но верно подметил Дима из арматурного, мало быть хорошим инженером… Ястребов от всей души помогал Тихомирову, когда тот работал над проектом, подошел к этому делу по-государственному и верно подметил слабое место в проекте…

Мамонт вспомнил про мое предложение о строительстве дизельного цеха. Потом рассказал случай с электросварщиками… Я и забыл о нем… В общем, оказывается, я чуть ли не герой. Ремнев закончил — и снова аплодисменты.

В мою сторону смотрели сотни глаз. Я и не знал, что меня знает так много людей. К трибуне пробирался Лешка Карцев… Представитель горкома партии после выступления Карцева, который вогнал меня в краску своими похвалами, предложил мне выйти на трибуну и рассказать о себе.

Секретарь парткома успокоился и с интересом посматривал на меня. А я, ошарашенный, пробирался от двери к трибуне. И путь мой был длинным. Незнакомые люди и знакомые улыбались, что-то говорили, но я толком не понимал. Что я им скажу о себе? Когда я проходил мимо автокара, Матрос двинул меня огромным кулачищем в спину и сказал:

— У тебя на лбу пятно — сотри.

До пятна ли мне было? Вот я и на трибуне. Слева от меня президиум, прямо передо мной и вокруг люди. Три тысячи человек. Все смотрят на меня и ждут.

Я было раскрыл рот, но тут, откуда ни возьмись, Толик Андреев. Он прицелился в меня из фотоаппарата, блеснула вспышка, и я закрыл рот.

— Привыкай, — крикнул кто-то из передних рядов. По цеху пробежал смех.

Ну что ж, Андрей, не испытывай терпение людей, рассказывай, где ты родился и как жил. И вообще, что ты за человек. Не ошиблись ли люди, выдвигая тебя?..

После собрания я поймал Диму уже за проходной.

— Кто тебя научил? — спросил я, ухватив его за меховой воротник.

Дима пожал плечами.

— Я сам.

— Ну какой из меня депутат?

— Ты слышал, как все хлопали? — сказал Дима.

— Дать бы тебе по шее…

— Андрей, — сказал Дима, — честное слово, все будет хорошо. Тебя выберут депутатом, ты будешь заседать в горсовете и решать великие проблемы… Послушай, Андрей, подними там вопрос о строительстве зимнего бассейна! Такой город, а бассейна до сих пор нет…

— Бассейн, это, конечно, здорово…

— Ну вот, видишь, — воскликнул Дима. — Мы знали, кого выдвигали!

Дима засмеялся и, махнув рукой, побежал к автобусной остановке. На таком морозе долго не поговоришь.

Это он правильно насчет бассейна… В молодежной газете как-то писали, но дальше дело не пошло. А бассейн можно построить на берегу Широкой. Там пустырь еще не застроен. Место красивое: внизу река, слева площадь Павших Борцов. Почти в центре города, а никому мешать не будет…

«Постой, — сказал я сам себе, — тебя еще не избрали, а ты уже разошелся…»

Спустившись с виадука, я подошел к стеклянному киоску «Союзпечати». В одном из незамерзших окон отразилась моя длинная фигура во весь рост: некая подозрительная личность в легком пальто, узких брюках и пыжиковой шапке. У личности был красный нос с блестящей каплей на кончике и вообще несчастный вид. Тем не менее подозрительная личность смахнула каплю с носа, приосанилась и, широко ухмыльнувшись резиновыми от холода губами, весело подмигнула сама себе.

Пальцы ног прихватывал мороз. Ветер забирался в рукава и штанины.

«Мелкой рысью, кандидат в депутаты, по направлению к дому — марш!» — скомандовал я себе и, стуча подметками по обледенелому тротуару, припустил к общежитию.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Я стою в тамбуре последнего вагона и курю папиросу за папиросой. Мои лыжи в углу. В тамбуре, кроме меня, никого нет. Люди проходят в вагон. Высокие окна вокзала освещены, горят в морозном тумане матовые шары на столбах. Семь часов утра. Через пять минут поезд отправляется… Неужели она раздумала? Я дышу на обледеневшее стекло и смотрю на перрон. Сегодня пятница, и лыжников немного. Вот в субботу — другое дело: вагоны забиты до отказа. У меня нынче выходной. Валька простудился, и мне пришлось оттрубить две смены. Сегодня еле выпросил у Веньки отгул…

В прошлое воскресенье были выборы. Во вторник мне вручили временное депутатское удостоверение, в котором черным по белому написано, что Андрей Константинович Ястребов является депутатом городского Совета депутатов трудящихся. На первой сессии мне вручат депутатский мандат.