Солнце моего сердца (СИ)

- Сейчас, – я прижал его к себе ещё плотней и начал двигать бёдрами, скользя между нашими влажными животами, Семка приподнял голову и впился в мои губы, лаская длинными пальцами мой сосок и сбивчиво выдыхая, я бурно кончил, простонав в его губы. А потом мы мылись под душем, медленно и лениво лаская друг друга, не стремясь возбудить, лишь даря нежность и любовь. Мы засыпали, крепко обнявшись, дыхание моего солнышка легко щекотало мне шею.

Утро четверга встретило меня ароматом кофе и свежей сдобы, завтрак в постель плавно перешел во взаимные ласки, после чего пришлось стирать простыни. На работу я сегодня не пошел, а потащил моего мальчика гулять, мы были в парке, ели мороженое, потом пиццу в кафе, сходили в кино, я оттягивал возвращение домой, как мог, ведь по глазам видел, что он хочет сегодня ночью получить больше, чем вчера. А я боюсь, боюсь сделать ему больно, ведь, как не готовь, как не растягивай, а настоящий член все же не латексное изделие с улучшенной формулой для свободного скольжения. И больно будет в любом случае. Хотя где-то в глубине души я все же понимаю, что моё солнце не трепетная лань, способная переломиться от одного неверного движения, но вот сделать Семечке больно все же выше моих сил. Но как не тяни, а домой возвращаться надо.

- Кир

- М?

- Пошли в душ.

- Ты иди, а я после… - Сема слегка нахмурился, но в душ все же пошел сам, а я сел на край кровати, руки потряхивало и тошнило, если вчера я мог быть уверен в своей выдержке, то сегодня… Да солнце мое, будто специально, хотя, может, и специально, соблазняло меня весь день, то нагнётся, то мороженку попросит - фруктовый лед, то пальчик оближет, то за ухо укусит и смеется, постоянно смеется, а улыбка такая нежная, понимающая. Ведь специально меня доводил весь день. Не выдержав этого напряжения, я пошел в другую ванну.

POV Сема

У нас с братом всегда были замечательные отношения, он заботился обо мне, а я о нем, по мере возможностей, конечно. Когда он первый раз привел меня в свою новую компанию, я очень переживал, ведь, если они меня не примут, то мы с Маратом будем меньше общаться. Переживал я зря, и в свои шесть лет активно тусовался со взрослой компанией. Ребята все были веселые, вели почти правильный образ жизни, занимались спортом, не курили, иногда выпивали, но ни разу не дебоширили, все в пределах допустимого. Уже тогда каждый из них точно знал, кем будет в будущем, так и вышло, как они хотели. Кирилла я выделил сразу, было в нем что-то такое, что мне нравилось, что притягивало. Он не был самым сильным, или самым умным, или самым красивым, хотя для меня, наверное, он стоял наравне с братом, и, так же как и Марат, был самым умным, самым сильным и самым красивым.

В четырнадцать я понял, что влюбился, и не в кого-нибудь, а в Кирю, в моего Ёжика. Эти чувства не давали мне покоя, и я поделился своей проблемой с братом. Тогда мы впервые сильно поругались, он пытался доказать, что это детская привязанность и ничего больше, а я соответственно обратное. Так как мальчиком я всегда был серьезным и развитым, брату пришлось смириться, и через неделю мы засели в нашем любимом кафе с огромными порциями мороженного и проговорили почти пять часов. Марат, как мог, утешал меня, когда я говорил, что Ёж даже не смотрит на меня, как на возможного любовника. А потом я уехал в лагерь, написал тест и поступил в трехлетнюю тюрьму, я прекрасно знал, на что иду, но ведь три года это большой срок и, если повезет, я забуду о Кирилле и своих к нему чувствах. В аэропорту из всей компании были только Кирилл и Артем, мне казалось тогда, что в глазах Кири поселилась вселенская тоска, он смотрел на меня, словно побитая собака, так жалостливо и печально, он ничего не сказал, и я улетел. Мне не повезло - ни Рихард, ни Ганс не могли дать мне того, что я получал просто от общения с ним.

Снова, как и тогда в пятнадцать из лагеря, меня встречал один Кир, стоило только его увидеть, как во мне проснулся ребенок, какое-то детское безграничное счастье затопило мою душу просто от одного его вида, а когда он заключил меня в свои, поистине медвежьи, объятья я просто разомлел от счастья, напрочь забыв, что мы не одни.