Солнце моё

О причине столь странной реакции донны Риарио я узнал чуть позже. Оказывается, шахматы для дона Гомеса были не азартной игрой с целью победить соперника, но скорее средоточием некоей надмирной философии. Именно в шахматах дон Гомес находил мистическое отражение всего, что так или иначе происходило в испанской действительности. Поэтому всякий, играющий с ним в эту древнюю игру, становился для добрейшего дона Гомеса желанным духовным собеседником. Для остроты дискуссии играли, как правило, на деньги. Поэтому проиграть пару реалов (а то и не пару) за разговорами о сути вещей дон Гомес не считал для себя зазорным.

Должен признаться, я весьма неплохо играл в шахматы. Моё умение было скорее следствием природных причин, чем результатом осмысленных занятий шахматной практикой. Я легко запоминал расстановку фигур, мог восстановить позицию с любого шага. Сами же ходы производились мною больше по наитию, чем в результате анализа тех или иных продолжений.

– Огюст, ты настоящий кент и можешь стать гроссмейстером к пятнадцати годам! – говорил старый Санчо, добряк и шахматный дока, обучивший меня основам этой древней игры. Он любил словечко «кент», и я не обижался, когда Санчо называл меня не по имени.

12. ШАХМАТНАЯ ПАРТИЯ

– Да, – ответил я, опасаясь, как вы помните, чтобы дон Гомес не рухнул ниц, – немного играю в шахматы, сир.

– О, досточтимый Огюст! – вспыхнул дон Гомес. – Вы употребили слово «сир», потому что слишком любезны ко мне. Даже в своей семье я не монарх, но скорее добросовестный исполнитель воли моей несравненной Дульсинеи донны Риарио! Мари, ну что ты молчишь? Подтверди мои слова!

Казалось, Дон Гомес был в наилучшем расположении духа. Ему не сиделось на месте. Хаотичные движения, которые он совершал в подтверждение каждого сказанного им слова, выглядели забавно и походили на беспорядочное кружение мошки вокруг горящего ночника.

– Вот и замечательно! Не правда ли? Пойду, принесу фигуры. Почему бы нам не сыграть партейку прямо сейчас?

Как только дон Гомес скрылся за небольшой дверцей, ведущей в его личную потайную каморку, донна Риарио подошла ко мне и торопливо с волнением в голосе заговорила:

– Милый Огюст, как бы вы хорошо ни играли в эти ужасные шахматы, умоляю вас: будьте снисходительны к моему мужу. Он не умеет проигрывать. Каждый проигрыш побуждает его задуматься о конце света. И тогда он превращается в совершеннейшего тирана. Он требует от нас с Катрин беспрерывных молитв и каких-то немыслимых жертвоприношений. Я ему говорю: в христианстве нет жертвоприношений, Христос – жертва и всё такое. Но нет! Ничего не хочет слышать дон Гомес.

Она виновато улыбнулась.

– Но стоит ему выиграть, как у нас в доме наступает рай. Я читаю ему свои стихи, Катрин поёт нам и танцует фламенко. Мы с дочерью совершенно счастливы! Иногда я беру на себя смелость и прячу эти дурацкие шахматы в самый дальний угол, от греха подальше. Иначе беда! Но он их находит, и всё повторяется сначала.

Как-то муж пришёл домой в обнимку с доном Хуаном, это его служебный приятель, и давай искать шахматы. Я знаю, что Хуан играет лучше. Уж как я просила: «Хуан, голубчик, сыграйте вполсилы. Ну, что вам стоит проиграть Гомесу? Вы же крёстный Катрин! Пожалейте свою крестницу, не наводите на неё, голубку, отцовского мракобесия. И что бы вы думали, милый Огюст? Этот лицемер Хуан кивает головой, соглашается, обещает проиграть во что бы то ни стало, а потом берёт и выигрывает. Я ему: «Вы же обещали!» А он: «О, Мари, сам не знаю, как это получилось. Только подумал: надо бы поддать ладью, гляжу, а Гомесу уже и ходить некуда. Прости ради бога!»

В это время дверь каморки распахнулась, и на пороге показался сияющий дон Гомес. В руках у него была шахматная доска, а в глазах восторг и сладостное предвкушение игры.

– Я, пожалуй, пойду, – донна Риарио встала со своего места, – Катрин, проводи меня. Я должна тебе кое-что показать.

Сеньора бросила на меня умоляющий взгляд и в сопровождении дочери покинула залу. Мы остались с доном Гомесом вдвоём.

– Ну-с, милый дружочек, давайте расставим наши преимущества!

Дон Гомес водрузил на стол большую красивую шахматную доску и рядом положил два батистовых мешочка с фигурами.

– Вы расставляете белых храбрецов, а я соответственно чёрных, – сказал он и принялся развязывать свой мешочек, – расставим и потом кинем жребий.

Я взял свободный мешочек и принялся вытряхивать из него шахматные фигуры. Но нет, это были не шахматные фигуры, а сказочные нэцкэ невероятной красоты. Пешки изображали бравых вояк времён италийской войны 1504 года. Фигуры слонов походили именно на слонов, а не на башенки из обиходных шахматных наборов конца ХХ-го столетия. А ладьи! Ладьи представляли из себя дивные пиратские вельботы, ведомые одноглазыми Флинтами и его дружками-головорезами.