Солнце и тень

Одним из самых захватывающих образов, которые я встречал в осознаваемых сновидениях или где-нибудь еще, был струившийся из глаз змей свет. Это мягкое желтовато-зеленое бездонное сияние стало для меня совершенно уникальным переживанием, и я не нахожу в своей жизни ничего такого, с чем бы можно было его сравнить. По своему качеству этот свет был совершенно «иным», и слова «призрачный», «непостижимый» или «космический» не в силах даже приблизительно передать всеобъемлющее ощущение тайны, струившейся из глаз, которые напоминали мерцающие окна во вселенную. И теперь, размышляя об этих образах, я ощущаю, как на меня нисходит глубокое чувство покоя и безмятежности. Я понял, что в конечном счете змеи были моими друзьями, и их сокровенные послания и дары несли ни с чем не сравнимый покой и утешение. В абсолютном смысле их путь — это путь покоя и глубочайшей отрады. Путь осознаваемых сновидений непременно должен время от времени давать какие-то свои созерцательные плоды. Такая глубочайшая отрада и есть нечаянный дар, который ожидает путника — она во многом сродни мигу откровения, когда, созерцая травинку, на которой повисла сверкающая в солнечных лучах капля росы, вдруг снова чувствуешь себя ребенком, мгновенно рождаешься заново. Такая острота и глубокая, спокойная отрада — именно то, из чего часто складываются осознаваемые сновидения.

Примерно через три недели после «Пришествия змеиной силы» меня посетил еще один необычайно яркий сон. Он дал выход другой мощной силе, которая бушевала в моей душе в этот период эксперимента с осознаваемыми сновидениями. И силой этой была ярость, слепая ярость. Она открыла новое измерение в развертывании моей истории и в исследовании сокровенных лабиринтов моей души.

СТЫЧКА С БЕЛЫМ МЕДВЕДЕМ

26 ноября 1981 года

Я где-то в дебрях Аляски, стою на окраине лагеря и разговариваю с мужчиной лет тридцати пяти — сорока. На вид он типичный «бродяга», любитель странствий — крепкий, обветренный усач в джинсах, сапогах и фланелевой рубашке с закатанными рукавами. Про себя называю его «лесорубом». Он начинает рассказывать мне о том, как однажды встретился со слепым белым медведем. Внезапно обстановка меняется — я вижу, как передо мной, будто на экране, разворачивается то, о чем продолжает рассказывать мой собеседник.

Вижу «лесоруба» — он один в глухом месте на берегу бурной, стремительной реки, ловит рыбу. Вижу, как из леса, что на противоположном берегу реки, появляется белый медведь. Он входит в пенящуюся воду и направляется прямо к рыболову. Интуитивно знаю, что медведю около года и что он абсолютно слеп. Однако, несмотря на слепоту, он с удивительной, безошибочной точностью держит курс прямо на рыболова. Я не уверен, как настроен медведь — дружелюбно или враждебно, — хотя отчетливо сознаю его силу и целеустремленность.

Лесоруб начинает торопливо и испуганно отступать от берега, потому что медведь успешно завершил переправу и выходит из воды. Косматый белый великан стремительно преследует убегающего человека и вот-вот настигнет его. Мужчина в отчаянии оборачивается и достает из кармана куртки пистолет. Он долго целится в медведя, который внезапно прекращает преследование и, поднявшись на задние лапы, неподвижно застыл, будто примерз к земле, пристально глядя на испуганного человека. Тогда лесоруб почти в упор стреляет медведю в голову. И тут же я вижу, как с глаз медведя спадают два огромных бельма. Теперь, впервые в жизни, он может по-настоящему видеть. Медведь часто моргает и тупо смотрит в пространство, привыкая к свету — все это время человек и белый медведь стоят лицом к лицу; в воздухе висит острое, тягостное чувство неопределенности. Просыпаюсь, ощущая массу энергии и силы — последствие сна.

После пробуждения этот образный сон тоже целиком завладел моим вниманием. Еще лежа в постели, я стал быстро складывать его отрывки воедино. Белый медведь, обитатель полярных льдов, обозначал существование во мне некой «полярности», внутренней борьбы двух сторон. В тридцатипяти-сорокалетнем бродяге-лесорубе я узнал прежнюю часть себя самого, еще один символ той своей стороны, которая была нацелена на выживание, — эквивалент крутого латиноамериканца из сна «Ампутация». Меня весьма позабавил тот факт, что во время этого сна мне самому было сорок лет. Эта часть моей личности, олицетворяемая лесорубом, всегда считала, что за выживание необходимо бороться. Выживание для нее — главная забота. Лесоруб — крепкий и решительный малый и верит, что махровый индивидуализм — это ключ к выживанию и успеху. Его фланелевая рубашка напомнила мне о четырех или пяти похожих рубашках, которые лежат у меня в кладовке и которые я люблю носить, особенно зимой.