Меня обрадовало, что действие этого сна происходило в доме на Диллон Бич — особом для меня месте, куда я время от времени отправляюсь, чтобы в одиночестве заняться писательским трудом. Этот дом принадлежит одной моей приятельнице, которая часто разрешает мне воспользоваться им как приютом для творческой работы и размышлений. Она тоже часто спрашивает меня: «Ну, как продвигается твоя книга?» и уговаривает не отступать от намеченной цели. Ее голос — это еще один голос, призывающий меня к дисциплине, упорству и творчеству. Мне было очень приятно, что мой сон разворачивался именно в этой обстановке.
Словно сошедший с картинки эффектный старинный автомобиль, на котором в моем сне приехал Джон, тоже обладал для меня особым смыслом. Когда Джулия начала ходить на мои лекции по сновидениям в местном колледже, первый сон, которым она поделилась с нами, был посвящен красивому, заново отреставрированному старинному автомобилю. Она назвала свой сон «Мой классик-1927», потому что 1927 — это год ее рождения. В той группе, которую я очень хорошо помню, Джулия заворожила всех красотой и силой своего сновидения, в котором красноречиво запечатлелось множество подробностей ее жизни. С того дня мы с ней часто использовали название «классик-1927» как символ ее энергии, энтузиазма и снов, которые на протяжении всей ее жизни оставались яркими и волнующими. Со временем упоминание о «классике-1927» стало нашей с ней дежурной шуткой, которую мы оба любили и к которой часто прибегали. И вот теперь он появился в моем сновидении, а за рулем его сидел Джон! Энергия сновидений — штука заразная. Бывает, что по каким-то особым причинам образы снов, принадлежащих одному человеку, подхватываются и повторяются или воспроизводятся в снах другого человека. Мне кажется, это особенно справедливо для людей, которые активно делятся друг с другом содержанием своих сновидений. Я много раз был свидетелем такого явления в постоянных группах по исследованию сновидений, где между участниками возникают очень тесные связи. Этот сон помог мне оценить тот вклад, который Джулия внесла в мою работу, а также оценить человеческие качества Джона. Сон приснился мне в тот период, когда я только начинал узнавать их — и как супружескую пару, и как друзей.
На протяжении всего сна мой сын Эрик был рядом со мной. Я воспринял его как символ детского в моей душе, как источник моего творческого «я», игривого и простодушного, свободного от эгоистических забот. Его радостное присутствие стало счастливым предзнаменованием моей работы (и игры) с осознаваемыми сновидениями. Я решил, что оно подразумевает следующее: когда я устраню препятствия, мешающие осознаваемому сновидению, творческая сторона моей жизни сможет проявиться более полно. И здесь я не могу не вспомнить слова Иисуса: «Если не обратитесь и не станете как дети, не войдете в Царство Небесное». [20]
Довольно странно, а, может быть, и вовсе не странно, но через неделю после того как меня посетили эти три сна, способность к осознаваемому сновидению вернулась ко мне. На этот раз у меня снова было три осознаваемых сна за одну ночь, и я почувствовал, что мое прежнее рвение возродилось с новой силой. Сознание снова озарила внутренняя искра. Из этих трех осознаваемых сновидений самым важным для меня стало второе, и я часто размышляю над вестями, которые оно мне принесло.
29 июля 1981 года
Сижу за столом, вместе со мной еще человек восемь. Все мы смотрим бейсбольный матч высшей лиги, расположившись прямо на поле, рядом с ограждением, футах в пятнадцати-двадцати от основной базы. Позади подающего, совсем близко от него, вижу отца Дэниэла Кэролла — он стоит там и следит за игрой. Вдруг я осознаю, что это сон, и ощущаю во лбу слабое покалыванье.
Меня очень радует, что отцу Дэниэлу удалось найти такое удачное место — в самой гуще игры. Он подходит к столу, где мы сидим. Я поднимаюсь и, протягивая ему руку, говорю: «Добрый день, отец Дэниэл! Вы меня помните? Я Кен Келзер, только теперь у меня борода. Он узнает меня и явно рад нашей встрече. Мы обмениваемся рукопожатиями. «Вы, должно быть, по-прежнему дружите с Винсом Ломбарди!» — добродушно подтруниваю я над ним. Мы оба смеемся над этой шуткой.
Вижу еще нескольких священников, знакомых мне по учебе в семинарии. Все они, одетые в церковные облачения, подходят и окружают наш стол. Тепло приветствую Джима Киддера, и мы несколько минут разговариваем с ним. Все это время я сохраняю во сне состояние осознаваемости и наслаждаюсь этим чувством. Вижу Джима Палскэмпа. Мы садимся за стол, и между нами сразу завязывается сердечная беседа. Меня очень радует возвращение прежней близости со старым приятелем.
— Ты по-прежнему работаешь в Центре Ханна? — спрашиваю я его.
— Да, мне там очень нравится, — совершенно искренне отвечает он.
— И сколько уже ты там? — интересуюсь я.
— Восемнадцать лет, — говорит он.
— Здорово! — восхищаюсь я. — Может, ты проработаешь там еще восемнадцать лет?
Он смеется и говорит: