Солнце и тень

Едва покинув дворец Ирода, я снова увидел звезду — «крупная и яркая, она виднелась на северо-восточном небосклоне». Эта часть сна стала для меня прекрасным примером того, как чувствует себя достойный человек, когда, отвлекшись на какое-то время, снова возвращается на прежний путь. Я был поражен, заметив, как быстро моя внутренняя настройка позволила мне снова обнаружить звезду и последовать за ней, после того, как я совершил верный поступок — покинул дворец Ирода. В этом случае награда за такое правильное действие последовала незамедлительно. В этот миг сна я наконец-то прибыл к так давно искомой цели своего странствия и ощутил великую радость и острое предчувствие чего-то удивительного. Этот эпизод сна принес для меня так много важных уроков, что я навряд ли успею усвоить все до конца жизни. По сравнению с пышной изощренностью дворца Ирода, этот эпизод в своем внешнем проявлении был наполнен совершенной простотой и безмятежностью. Здесь в изобилии присутствовали смирение и покой — важные признаки истинного величия. И, прежде всего, здесь был Свет! Странствующий мудрец наконец-то достиг источника Света! Этот Свет непрерывно лучился из тела младенца, озаряя весь дом и всех, кто в нем находился. На лице младенца играла безыскусная улыбка любви... и весь он сиял, постоянно и непрерывно. Как и у солнца, его единственная цель заключалась в том, чтобы посылать миру свои чудесные лучи.

Часто размышляя на эту тему, я пришел к выводу, что главное в этом эпизоде — не младенец Христос, а Свет. Младенец являлся проводником, носителем Света. Сущностью же моих поисков был сам Свет. Именно к Свету стремится сновидец, именно с ним я искал возможность соединиться, когда начинал свой эксперимент. Я испытал сильное влияние римско-католического окружения и воспитания и поныне живу в условиях христианской культуры, поэтому неудивительно, что в моем конкретном случае носителем Света в осознаваемом сновидении выступает младенец Христос. Столь же неудивительно, что для передачи Света сновидение явило мне инсценировку одного из ключевых эпизодов Нового Завета и даже отвело мне роль в этом действе. И то, и другое мне очень понятно и лестно. Но я к тому же убежден, что Свет мира осознаваемых сновидений может передаваться через любые другие уместные символы, независимо от того, считаются они явно религиозными или нет. Я уверен, что в зависимости от культурной и образовательной среды человека таким же проводником в осознаваемом сне вполне мог бы стать Будда, Махатма или Моисей. Кроме того, Свет может передаться через образы, которые обычно не относят к числу религиозных, как это бывало в некоторых других моих осознаваемых сновидениях — в качестве примера я мог бы назвать орла с распростертыми крыльями, деревья, цветы, кристаллы, произведения искусства и другие прекрасные образы. В конце концов, не столь уж важно, каким образом передается Свет. Самое главное и ценное в развитии осознаваемых сновидений — это контакт со Светом, и сам Свет всегда важнее, чем его носитель.

Впоследствии, размышляя об этом, я пришел к выводу, что многие люди должны дать такому сну, как «Дар волхвов», высокую оценку, однако никогда нельзя заранее или с уверенностью сказать, что подобное сокровище придет к тебе. К состоянию осознаваемости следует подходить со смешанным чувством — будто одновременно «ловишь» его и «отпускаешь». Может быть, время пригласить свет настало, но, разумеется, было бы глупо требовать, чтобы он появился. Такое «желание без притязания» — именно то чуткое и тонкое состоянием сознания, которое необходимо для подобного поиска [34, сс. 36-37]. Это состояние, исполненное предвкушения и в то же время свободное от каких бы то ни было ожиданий. Состояние, развивающее глубокую общность между нашим «я» и космосом. Состояние, которому свойственно желание развивать непривычное и в то же время жизненно необходимое внутреннее равновесие и оставаться в таком равновесии бесконечно долгое время. Если такой великий «сон-дар» придет к нам, он будет одновременно долгожданным и неожиданным и станет для нас даром Духа, бесценным сокровищем, которое в один прекрасный миг появляется само.

По мере того, как «Дар волхвов» приближался к своей кульминации, я ощущал колоссальный эмоциональный подъем — он был настолько ошеломляющим, что сокрушил все привычные защитные механизмы моего «я», все мое самообладание. Во сне я непрерывно и неудержимо рыдал, и, похоже, это продолжалось довольно долго. Такой ураган чувств заставлял все мое тело содрогаться, но ощущение при этом возникало на редкость приятное. Для меня оно стало воплощением покоя, облегчения и завершенности. В этом эпизоде сна я наконец-то почувствовал себя дома — не нужно было больше никуда стремиться, ничего искать, преодолевая тяготы долгого, опасного пути. В моем сне это ощущение долгожданного свершения было явно и убедительно отмечено двумя особыми психическими феноменами: ретроспективным показом всего моего путешествия и телепатическим общением с Марией.