Солнце и тень

К сожалению, в этом сне мне не удалось сохранить осознаваемое состояние настолько долго, чтобы получить и разгадать принесенную чудовищем весть. Здесь неразгаданные слова вполне могут означать, что я не был готов встретить лицом к лицу и осмыслить некие отрицательные силы, которые в это время «постучались ко мне в дверь», тем самым нарушив процесс творчества. Такова двойственность человеческой жизни: хочешь не хочешь, а «тень» тут как тут! Хочешь не хочешь, а твой покой и творческий порыв в любой момент может быть нарушен. Сомнения нет, в этом осознаваемом сновидении я едва не узнал что-то важное о природе страдания: ведь в стихотворении, которое я сочинял во сне, речь шла именно о нем. Но в тот миг моя темная сторона не была готова произнести свое откровение достаточно членораздельно, поэтому ее урок, как и урок, заключенный в стихотворении, остался непонятым. Какими бы ни были эти уроки, они несомненно сохранятся на будущее и когда-нибудь позже будут преподаны мне снова. Бессознательное — в высшей степени терпеливый учитель, оно будет обращаться к нам с тем, что мы должны выучить, до тех пор, пока мы не усвоим его уроки.

Еще один интересный элемент, проявившийся в этом сне, — трехступенчатый переход сознания от обычного сновидения к предосознаваемому и, наконец, к полностью осознаваемому. «Ощущая» наступление необычного состояния сознания и «прикидывая», во сне я или наяву, я входил в пред осознаваемое состояние. Из этого сна я узнал, что в пред осознаваемом состоянии сновидец часто задает себе вопрос, прикидывает, догадывается или сомневается, спит он или нет. Сновидец может спрашивать себя: «Интересно, сон это или нет?» Или же он может уверять себя: «Нет, скорее всего это не сон». В каждом случае он поставил важный вопрос, но еще не сумел окончательно и определено разрешить его в своем сознании. Преодолев смятение, сомнения и догадки и достигнув совершенной ясности («Я знаю, что это сон»), сновидец входит в состояние полной осознаваемости. Из этого сна и последующих сновидений я узнал, что бывают разные степени осознаваемости и стал считать полностью осознаваемым такое состояние, в котором сновидец обладает полной убежденностью, что в этот момент он видит сон. Все, что не достигает уровня полной убежденности и осознаваемости я решил считать предосознаваемым сном. Еще я обнаружил, что не все предосознаваемые сновидения развиваются в полную осознаваемость. Тем не менее, это тоже ценные и волнующие признаки — они дают нам почувствовать, что мы продвигаемся по пути к развитию осознаваемого сновидения.

В тот период я записал в своем дневнике сновидений, что сну «Назойливое вмешательство» тоже предшествовала выполненная рано утром, между пятью и шестью часами, практика медитации. В конце практики я снова внушил себе, что заснув, увижу осознаваемый сон. Проснулся я около 9.00, довольный тем, что новый метод снова принес мне успех.

Четвертое осознаваемое сновидение из этой серии случилось около двух с половиной недель после «Назойливого вмешательства. Оно токе ознаменовало интересный шаг вперед в развитии моего эксперимента: на этот раз я сумел сохранить уравновешенность и остаться в осознаваемом состоянии несмотря на то, что во сне подвергся несправедливому обвинению строгого начальства.

ОБЛЕГЧЕНИЕ ПОД НАЖИМОМ

14 декабря 1980 года

Я нахожусь в маленьком загородном строении — это уборная в летнем лагере для юношей. Стоит прекрасный солнечный день, и чистый горный воздух напоен ароматом сосны. Вспоминаю, что кого-то из нашего отряда несправедливо обвинили в гомосексуализме и ощущаю озабоченность, поскольку из-за этого в лагере установилась атмосфера подозрительности и нездорового любопытства. Смотрю на себя в зеркале и вижу, что моя борода исчезла. «Когда это я сбрил бороду?» — недоуменно спрашиваю я себя. Думаю, что раз я этого не помню, дело, скорее всего, происходит во сне. Сразу же вытягиваю руки перед собой и пристально смотрю на них. Ощущая в теле знакомый прилив приятной энергии, уже без всяких сомнений понимаю, что это сон, и обретаю полную осознаваемость. Продолжаю пристально смотреть на свои руки и вижу, как они, постепенно становясь прекрасными и бесплотными, начинают искриться ярким светом. Скоро они становятся ослепительно яркими и кажутся прозрачными, потому что состоят в основном из света.

В этот миг в уборную входит Отец Джордж С., директор лагеря. Он строго спрашивает, что я здесь делаю. Стоя к нему спиной, отвечаю, что просто-напросто мочусь. Расстегиваю ширинку и собираюсь отлить в странного вида писсуар. Вижу, что Отец Джордж ощущает явное облегчение, и сам чувствую уверенность: я могу поступать «как все» и таким образом убедить его, что я не «голубой» и ничего плохого не сделал. Стараясь сохранять спокойствие, умудряюсь помочиться. Директор выходит, явно довольный тем, что все обошлось нормально. Чувствую облегчение: наконец-то пришел конец несправедливым подозрениям и слежке.