Солнце и пламя

И потом — если я что и научился делать хорошо и без особых раздумий, так это убивать. Все мы когда-нибудь отправимся за Грань, так к чему теперь переживать как за того, кто умрет от моей руки, так и за себя самого? Сегодня он, завтра я, для того человек и на свет рожден, чтобы в урочный час издать последний вздох.

Надрез на животе — и кровь тонкой струйкой поползла по белой коже. Я подставил ладонь, немного вдавив ее в тело жертвы, дождался, пока соберется некоторое количество багровой жидкости, после похлопал чернеца по щеке другой рукой, пообещав:

— Вот сейчас и начнется самое интересное!

— Не надо! — попросил чернец, из глаз которого потекли самые настоящие слезы. Надо же, эти господа и плакать умеют? — Пожалуйста!

— Как не надо? — удивился я. — Обязательно надо. Вон, дама просит. А желания женщин надо выполнять, в том смысл существования мужчин. Все ради них — наша жизнь и наша смерть.

Мне показалось или Рози недовольно зарычала? Думаю, показалось. Она всегда знает, когда жизненно важно взять эмоции под контроль, и сейчас именно тот случай.

Ничего принципиально нового делать в данный момент я не собирался. Все тот же трюк, что я пускал в ход не так давно, в Серых горах, когда устраивал Торвальду демонстрацию своих способностей, только с небольшими поправками. Там гном быстро отмучился, этому же бедолаге предстоит испить чашу мучений маленькими глотками. Причем отчасти — в самом прямом смысле.

Кровь в моей ладони вспыхнула белым пламенем, а после еще и заискрилась, Аманда одобрительно прищурила свой единственный глаз. Красиво, знаю. Самому всегда нравится.

Я поднес пламя к животу чернеца и тихонько шепнул формулу заклятия.

— А? — как-то немного удивленно и негромко вскрикнул он, наблюдая за тем, как пламя, ровно некое живое существо, например, змея или ящерица, перебирается во все еще кровоточащий разрез. — А? А-а-а!

Вопли человека становились все громче, что неудивительно. Небольшой огонек, что я запустил в его тело, выжег себе дорогу сквозь плоть и сейчас хозяйничает там, внутри, подобно тому, как опытный трактирщик обращается с посудой на кухне. Это больно, но не в телесных страданиях основной ужас. Это еще и очень страшно — ощущать в себе жар пламени.

Быстро эта огненная змейка его не убьет, чтобы его внутренности спеклись в пирог, ей около часа надо, а то и больше, так что времени у меня в запасе много. Надо думать, чем Белую Ведьму дальше удивлять.

— Звери! — снова попробовал вскочить мордатый чернец. — Будьте вы прокляты! Ненавижу вас! Ненавижу-у-у!

— Кликуша, — брезгливо поморщилась Белая Ведьма, даже не повернувшись. — Не ори, побереги силы, они тебе еще понадобятся.

— А мне нравится, — заявил вдруг Мартин, с видимым удовольствием созерцая корчи пытаемого и то, как в его животе движется инородное тело. — Есть в этом некая высшая справедливость. Обычно они нас на кострах жгут, так пусть теперь попробуют, каково это — огонь, что тебя пожирает. Так сказать — глаз за глаз, зуб за зуб.

— Глаз за глаз, — задумчиво протянул я. — Кстати, да. Почему нет?

Я кольнул палец острием кинжала, выдавил несколько капель уже своей крови и поморщился. Вот все хорошо в моем выборе, но это постоянное уродование конечностей сталью раздражает ужасно! Хорошо хоть нам как подмастерьям чародея боги вручили дар лучшего, чем у обычных людей, здоровья. Не такого крепкого, как у получивших посох магов, но тем не менее. Благодаря ему все раны у меня заживают быстрее и небольшие шрамы сходят без следа. Да и не небольшие — тоже, например, от раны, полученной в том году на перевале, осталась только узкая белая полоска, а изначально выглядела она куда как страшно! Прайда, тогда природе еще Эбердин и Альдин помогли, на мое счастье.

А как жутко выглядели бы мои руки, если бы не эта способность? Это же кошмар! Я не девка, чтобы за ними ухаживать, но лишние рубцы тоже ни к чему.

Я шепнул формулу заклятия, и капля крови превратилась в маленького золотистого мотылька. Жалко, день на дворе: в темноте это смотрелось бы куда красивее. В принципе, я мог придать ожившей крови любую форму — хоть цветочной феи, хоть дракона, но мотылек мне показался наиболее подходящим для того, что задумано. Он невесомый и трогательный.

— Как мило! — не без ехидцы отметила Белая Ведьма. — Только напомню тебе, фон Рут, здесь не базарная площадь, а мы не детишки, которых надо развлекать.

Отвечать я не стал, не счел нужным. Повинуясь движениям моей руки, золотистый мотылек описал в воздухе пару петель, облетел голову подвывающего чернеца, добрался до его мордатого собрата, сипящего под каблуком сапога, давящего на горло, и испуганно замолкшего, когда жар крыльев невесомой крохи заставил потрескивать ресницы, а после снова вернулся к моей жертве и со всего маха влепился в его правый глаз.

У меня даже в ушах от воя засвербело. Как его горло такой напряг выдержало вообще, почему связки голосовые не порвались?

— Ух ты! — сообщил всем Эль Гракх, как только установилась относительная тишина. — Но — справедливо.