Солнце и кошка

Ну, не в судьбу, а — говоря более современным языком — в стечение обстоятельств, совпадение разного рода случайностей, которое само по себе не случайно, а таит в глубине темный, загадочный и потому особенно волнующий смысл... Что-то в этом духе она ощутила, когда вошла однажды к себе в палату и увидела там нового больного, доставленного ночью «скорой помощью» с острым приступом стенокардии. Она узнала его сразу. И потом, задавая привычные вопросы, исполняя историю болезни, прослушивая, простукивая его худое, плохо развитое тело — типичный астеник c узкой грудной клеткой и вялыми, слабыми мышцами,— Лиля краешком сознания все думала: помнит ли он?..

Был октябрь, или начало ноября, она возвращалась домой затемно, после затянувшегося совещания у главврача. В большом центральном гастрономе, куда она попала в «час пик», ей пришлось выстоять несколько очередей, и когда Лиля добралась наконец до колбасного отдела, сетка, разбухшая от покупок, тяжело оттягивала ее руку и резала пальцы. Мужчина в кожаном пальто, стоявший перед нею, посмотрел на Лилю сочувственно, с каким-то горьким выражением в глазах скользнул по ее сетке. Губы его, слегка припухшие, выпяченные вперед, шевельнулись, он хотел, вероятно, что-то сказать, но передумал и отвернулся. Ее рассердил этот взгляд. Она как бы со стороны увидела себя — усталую, сникшую, с оттянутым вниз плечом, и вскинула голову, распрямилась, переложила сетку в другую руку и так простояла до самого прилавка. Мужчина больше ни разу не посмотрел на нее, но наблюдая за ним, Лиля заметила, что не только на нее — на все вокруг, на людей, устало толкущихся у прилавков и касс, на суету, заполнившую гастроном в предвечернее время, ее сосед смотрел с тем же грустным, горьким, чуть брезгливым выражением, — смотрел словно откуда-то издалека... И когда, отстояв длиннейшую очередь, он протянул продавщице чек на триста граммов колбасы, ей сделалось почему-то его жалко.

Она вышла из гастронома и, пройдя немного по широкому, ярко освещенному проспекту, свернула в боковую улицу. Здесь было тихо, безлюдно, тускло горели фонари на высоких столбах. Лиле послышались шаги. Она обернулась и увидела мужчину в кожаном пальто. И он, почувствовав ее взгляд, пошел быстрее, догнал ее и потянулся к Лилиной сетке.

— Разрешите,— сказал он. И не слишком уверенно добавил: — Нам по дороге.

Лиля уже отвыкла от того времени, когда незнакомые мужчины завязывали с нею разговор где-нибудь в автобусе, в магазине или просто на улице, пытаясь выведать адрес, телефон или сходу назначить свидание.

— Откуда вам известно, что нам по дороге?— сказала она, не поворачивая головы и убыстряя шаг.

Он не отставал.

— А вы?..— Он помедлил.— А вы откуда знаете, что нам не по дороге?

Вопрос прозвучал так неожиданно, был так нелеп и вместе с тем так естественен — откуда, в самом деле, ей известно, по дороге или не по дороге? — что оба вдруг рассмеялись.

— Однако...

— Да, да...— торопливо подхватил он ее интонацию, — это пошло, банально, по крайней мере, когда таким способом знакомятся с порядочными женщинами. Вы ведь это хотели сказать?

— Примерно...

— Ну, вот видите: даже не познакомились еще, а уже все знаем друг о друге, читаем мысли... Даже скучно, не правда ли?.. Но когда я увидел, что вы тоже вышли из гастронома, когда я потом шел за вами и смотрел на вас, мне вдруг захотелось подойти к вам и пойти рядом. Увидеть ваше лицо, услышать голос, пройти вместе — может быть, один, может быть, два квартала... Вот и все. И я бы чувствовал себя несчастнейшим человеком на свете, если бы этого не сделал. Что же мне оставалось?..

— А вы... — Лиля искоса взглянула на него, но выражения глаз не увидела, они только холодно блеснули на нее стеклами очков, отражая свет фонаря, под которым они как раз проходили.— А вы,— сказала она,— всегда делаете то, что вам хочется?..

— Да, конечно. Иначе — зачем жить?

Он произнес это так серьезно, не задумываясь, что Лиля отчего-то ощутила себя задетой.

— Мне показалось, вы что-то хотели сказать мне еще в гастрономе. Хотели, но не сказали... Это так?

Он усмехнулся, свободной рукой поправил очки.

— Вот видите, мы действительно угадываем все без слов... Да, я хотел... Хотел сказать вам: бросьте вашу сетку, подойдите к урне и вытряхните из нее все вермишель, сыр, бутылки с кефиром! Вы красивая женщина, вы должны быть свободны, счастливы!.. Зачем же, к чему вам эти бутылки с кефиром?.. Будьте счастливой, разбейте их!..

Она вспомнила, какими глазами смотрел он вокруг — там, в очереди...

— Но...

Он перебил ее:

— Я знаю, знаю все... У вас есть муж, он любит кефир и вам приятно — так вы думали мне сказать — приятно для него, для сына или дочери, стоять за кефиром и волочить домой эту битком набитую сетку... Если ваш муж любит вас, он будет любит вас — и без кефира! Поверьте, это так!.. Живите не для, для, для... Живите просто для самого главного, для того единственного, ради чего вы родились: для того, чтобы быть счастливой!..

— Мы пришли,— сказала Лиля сухо.

— Вы обиделись?.. Вот видите, потому-то я и не хотел всего этого вам говорить...