Солнце далеко

Уча долго лежал в овражке, около орехового дерева. Наконец он очнулся и стал медленно припоминать все, что случилось. Его знобило. «Я ранен… — подумал он. — Я ранен. Что с нами было? Отряд… много потерь!.. Патроны кончились. Павле оказался прав. Что он скажет? Лучше бы я погиб…»

На хребте, выше того места, где он лежал, послышались взрывы гранат.

— Еще ведут бой… А я, как раненый волк, лежу здесь. Но куда же я ранен, черт побери?.. В грудь… конечно! У меня болит грудь… — шептал он, не смея пошевелиться, чтобы не растревожить рану.

В горах гремели взрывы. Из соседних кустов вспорхнула птичка и уселась в двух шагах от него. Он испуганно вздрогнул и открыл глаза. Маленькая серая птичка, с острым клювом и белой, похожей на ожерелье, полоской вокруг шеи, испуганно трепыхалась. Грудка ее часто поднималась, перышки топорщились, открывая под ними белый мягкий пух.

Позади послышались шаги. Уча не шевельнулся.

— Уча! Ты жив? — донесся радостный крик Павле.

— Жив. К сожалению!

— Ты ранен? — озабоченно спросил комиссар и в два прыжка очутился возле него. Видя, что Уча не в состоянии подняться, Павле подхватил его подмышки, желая помочь.

— Да нет, я не ранен, не бойся!

— Молчи! Слава богу. Я боялся, что с тобой что-нибудь случилось. Мы уже с полчаса ищем тебя по лесу. Не беспокойся, все кончилось хорошо, — говорил Павле, отряхая снег с шинели Учи.

— Какое там хорошо! Молчи, пожалуйста! — сказал Уча, не глядя ему в глаза.

— Да перестань ты! У немцев есть потери.

— А у нас?

— И у нас, — ответил Павле и пошел вперед.

За ним двинулся и Уча, озлобленный и подавленный.

8

Только в сумерки стихли горы. Ветер унес с собой ядовитый дым пороха и взрывчатки и взволнованно шумел в уцелевших листьях буковой чащи. Из Соколовичской котловины, заросшей черными елями, выползала ночь.

Небольшие группы партизан расположились на опушке леса, дожидаясь темноты. Бойцы молчали, задумчиво слушая шепот ветра в буковом молодняке. Они и мечтали о ночи и боялись ее. Ночью их, по крайней мере, часов десять не станут преследовать; зато они не знали, где укрыться до утра в такую непогоду. Бояна с помощью нескольких партизан хлопотала возле раненых, расспрашивала и успокаивала их…

Немного в стороне, прямо на снегу сидел в глубокой задумчивости Павле. В сегодняшнем поражении он винил себя. Как мог он до такой степени растеряться и уступить упрямству Учи? Видя, как страдает командир, как он унижен и надломлен, Павле ни словом не напомнил ему о событиях сегодняшнего дня и в его присутствии вел себя так, как будто это он, комиссар, главный виновник всех несчастий. Но про себя Павле думал:

«Придет ли сегодня связной, нет ли — все равно этой ночью я осуществлю свой план! Теперь я по-иному буду исполнять обязанности комиссара».

Ночная тишина напоминала ему о погибших товарищах. Он чувствовал кровную связь с ними, вспоминал всех погибших, и перед ним вставали различные эпизоды из их жизни в отряде.

Особенно ясно запомнился ему один партизан. Прошлой ночью, обходя роту, Павле увидел при свете огня чью-то голую пятку. Спящий приподнялся и спросонья стал растирать ее, пытаясь согреться. Так, с голой пяткой, он шагал сегодня по снегу и стрелял в немцев. Куда попала пуля? Ночью его засыпал снег. Верно, ему и сейчас еще холодно… Боец этот был любитель поговорить и большой спорщик. Павле даже наказал его недавно: десять дней без патронов. Истек ли срок? Стрелял ли он сегодня в немцев или, безоружный и беспомощный, шел им навстречу? Сколько дней прошло с тех пор, как он был наказан? Необходимо выяснить это! Сейчас же!

Павле подошел к группе партизан. Но они ничего не могли ему сказать. Он собрался спросить у других, но Уча отвел его в сторону и указал на ближайшую высоту. Павле поднял голову. В глубине гор горели яркие костры. «Все равно этой ночью нужно пробиться на другую сторону хребта. Завтра немцы могут нас здесь обнаружить. Необходимо прежде всего укрыть раненых. Но как двинешься с ними по такому снегу? Как поднять их на Белу Стену, одну из самых высоких гор Ястребца?» Павле подозвал Учу и Гвоздена, чтобы обсудить с ними свой план. Они легко согласились. Никто не хотел, да и не мог предложить ничего другого. Но все хорошо знали, что для усталого, изголодавшегося, расстроенного отряда, при котором находятся тяжело раненные, этот поход на Белу Стену будет новым тяжелым испытанием.

— Товарищи, подойдите ближе! — суровым голосом обратился к партизанам Павле. Он подождал, пока они соберутся, и, обведя взглядом все эти лица, уже плохо различимые в наступающей темноте, заговорил необычно громким голосом.