- Я не сказал нет, так что не переходи на личности. Фактически мне конечно восемьдесят три, но я все еще девятнадцатилетний, - сухо ответил он. - И вообще, как могла тебе в голову прийти подобная идея? И почему ты пришла ко мне? Ты могла попросить родителей.
- М-да, сейчас, - хмыкнула я, - это же жульничество. По-моему, ты знаешь, как отец относится к затеям подобного рода. Мама же всегда поддерживает его.
Я вспомнила шутовскую перебранку между Гремом и Терцо, когда первый хотел убедить второго, что понятия не имеет, куда делась одна пешка Терцо с доски.
Казалось, это было так давно, на самом деле всего неделю назад. Но воскресенье поделило для меня время: до того, как мы поссорились с Калебом и после. Наивно, зато как-то успокаивало меня. Я могла так вспоминать проведенное с ним время без угрызений совести.
- Не знаю, вся эта затея как-то мне не нравится, - покачал головой Калеб, но, почувствовав слабину в его голосе, я с удвоенной силой начала просить.
- Ты же знаешь, мне некого больше попросить, а если ты не согласишься, я же все равно пойду. Только сама.
Он по знакомому зарычал, но я не испугалась, ведь это было продиктовано скорее безысходностью, чем злостью.
- Так ты хочешь, чтобы я не просто пробрался в школу, так еще и тебя взял?
- Ну, знаешь, я конечно беременна, но когда мне еще представится такое веселье? Сомневаюсь, что рядом с тобой мне может грозить хоть какая-нибудь опасность, - радостно объявила я. Калеб окинул меня хмурым взглядом.
- Ты забываешь, что я - сплошная опасность, - глухо заметил он, сжимая руль неподвижной машины. Значит, все еще обижается на мои слова в воскресенье. Ну как я могла исправить, что тогда ляпнула в сердцах?
На улицу начали выходить ученики, и я поспешила покинуть его машину, пока нас не увидели вместе.
- У меня в десять, - кинула я на прощание и побежала на математику, молясь про себя, чтобы он пришел.
Грустное лицо Бет навевало на меня чувство вины, но я старалась не поддаваться ему. Я же знала, что все исправлю.
- Что-то случилось? - я должна была спросить. Не рассказывать же ей о том, какой Дрю сплетник. Интересно, а много ли он так уже подслушал и подсмотрел?
- О нет, просто болит голова, - солгала Бет, и перевела разговор в другое русло.
Мне стало очень стыдно оттого, что Бет не хотела расстраивать меня. Чтобы поднять ей настроение я весело сказала:
- Думаю, больше вам с Евой не нужно будет решать, кто же станет крестной мамой!
- То есть? - Бет непонятливо моргнула.
- А то, что, скорее всего, у меня двойня или близнецы, - я весело дернула ее за кудряшки.
- Ух, ты! - аж задохнулась она, - вот классно! Я стану крестной и Ева тоже, и всем будет хорошо.
Прозвенел звонок, и мы уткнулись в свои тетради, но до самого конца дня, улыбка не сходила с лица Бет.
Я удивлялась, как спокойно могла пользоваться своей беременностью для разных целей. Я не хотела ее, но, не стесняясь, использовала каждый раз, когда хотела добиться какого-нибудь результата. Возможно, все было бы по-другому, будь эти дети желанными. Но представить себе что-нибудь такое, я не могла. Вряд ли дети были мне когда-либо интересны, как что-то живое. Скорее, я представляла их куклами: занятными и смешными.
Я вернулась домой в приподнятом настроении. И сразу же кинулась на кухню, желая что-нибудь испечь. Выпечка была моим хобби. Еще в Чикаго я каждое воскресенье баловала своих друзей новыми булочками, тортами, пирожными.
Когда скрипнула входная дверь и на кухне появилась Самюель, с полными пакетами еды, я почти заканчивала покрывать клубничным кремом второй торт. От такой чрезвычайной активности я уже почти не чувствовала ног.
- Вот, испекла тебе для сегодняшнего вечера в церкви, - просияла я, стараясь опереться на стол, чтобы Самюель не видела мои распухшие щиколотки.
Кажется, у нее пропал голос. Она несколько минут стояла, не сводя с меня растроганных глаз. Поставив пакеты на пол, Самюель осторожно обняла меня со словами:
- Наконец-то я действительно вижу, что моя девочка вернулась.
Я с наслаждением прижалась к ее холодному плечу, и на мое настроение отозвалось несколько ударов в животе. Я даже не поморщилась - не помню, когда это ощущение было таким приятным, как сейчас.
- И когда же вы собирались мне сказать? - улыбнулась я, говоря с укором. Меня не злило молчание родителей, я догадывалась, чем оно было продиктовано.
- О чем? - непонимающе тряхнула головой Самюель.
- О том, что вместо одной жизни, во мне их две, - посуровела я.
Самюель виновато улыбнулась.
- Калеб сказал, - догадалась она. - Ох, мы переживали, что он расскажет. Калеб единственный, кто был за то, чтобы рассказать. Но ты так переживала, что тебе приходиться выносить одного ребенка. И мы боялись, как на тебя повлияет весть о том, что их двое. Мы даже и представить не могли, как ты отреагируешь на эту весть.
- Не знаю, - созналась я, - меня больше не раздражает тот факт, что во мне живет крупица того урода. Я приняла все, что случилось, надо жить дальше. Разве в моих силах что-либо изменить?
Самюель болезненно сжала мои плечи, наверное, будут синяки, и глухо простонала: