Солнце

Рит стал улыбаться чаще. В неспешном течении густого времени, готовя ли нехитрый завтрак или просто сидя у невыразительно-однообразного окна, старик то и дело прерывал свое занятие, чтобы тихо полюбоваться Эраной, и всякий раз робкая, но счастливая улыбка озаряла его тонкие бескровные губы.

Он за считанные дни привязался к девочке настолько, что теперь просто не мог представить свою жизнь без нее. Эрана же не отходила от него ни на шаг, помогая по дому, сопровождая на прогулках, и Рит не переставал удивляться ее рассудительности и серьезности. Да, Эрана была не по годам смышленым, открытым и взрослым ребенком, в ясных глазах которого светились ум, понимание и скрытая печаль, обычно свойственная убеленным сединами старцам, прожившим многотрудные годы. Ее будто совсем не пугали ни полуголодные дни, когда Рит не мог добыть ничего съестного, ни вечная пугающая ночь, ни размытое неизвестное будущее, что маячило впереди тускло и безрадостно. Но все же она была ребенком: веселым, любопытным, азартным и удивительно светлым, и добрым. Рит не мог нарадоваться на нее. Но особенно он любил те долгие мгновения, когда вместе с Эраной они бродили по унылым окрестностям. Рит всегда ходил не спеша (сказывался возраст, да и ноги его были уже далеко не теми легкими крыльями, что раньше), зато Эрана задорно носилась вокруг него, лепеча что-то беспечное и милое. В такие минуты старик не замечал эти мрачные пустынные окрестности, погруженные в столь же темный жадный полумрак.

Перед ним было чистое, поросшее мягкой зеленой травой поле. Эрана озорно смеется и бежит легко, как ветер, и изумрудные стрелки хлещут ее босые ноги. Это очень щекотно, и она смеется пуще прежнего. А Рит идет себе неторопливо, нежно касаясь ладонями шелковистой, такой нестерпимо зеленой травы и не может сдержать смеха и слез. Да, он плачет и смеется, глядя на юную Эрану. Как она красива! Воздушно летят длинные золотые волосы, словно тонкая радужная паутинка, сияют глаза, и вся она так похожа на сказочную переливающуюся бабочку, что беззаботно порхает с цветка на цветок, залитая ярким потоком полуденного щедрого солнца. Она кружится вокруг него, собирая скромные, но такие прекрасные полевые цветы, вдыхая их удивительные тонкие ароматы, и в ее распахнутых глазенках столько восторга и счастья, что у Рита перехватывает дыхание. Такие же восторженно-счастливые глаза были и у его Лираны, когда она свивала венки из скромных, но таких прекрасных полевых цветов, когда ветер трепал ее длинные золотые волосы, когда она весело, как девчонка, носилась по траве босиком, и округа оглашалась ее задорным голосом.

Рит поспешно вытер набежавшие слезы, заметив, что Эрана торопится к нему.

– Красивые, дедушка Рит? – девочка протянула ему сжатую в кулачок ладошку, ее глаза так и искрились, словно два солнышка. – Правда, они красивые, эти цветы?

Рит остановился. В одну секунду исчезло зеленое поле с веселыми искорками цветов. Перед ним вновь щерилась унылая пустота. А девочка смотрела на него своими лучистыми, словно впитавшими солнечные теплые дни, ясными глазами и тянула к нему сжатую пустую ладошку. Но старик видел в ней еще секунду назад ярко-розовые нежные маки. Но откуда? Откуда она может видеть цветы, которые исчезли с лица земли еще задолго до ее рождения? Цветы, о которых и у него, старика, остались лишь горькие далекие воспоминания? Неужели и этот ребенок видит вокруг не голую землю, скрытую густым туманом, а, как и он, нечто красивое, солнечное, благоухающее, что некогда было не воспоминанием, а сладкой явью? Возможно ли это? Но глаза Эраны излучали такую искреннюю радость, удивление и полет, которые может вызвать лишь лицезрение чего-то грандиозного, волшебного и восхитительного, но никак не это окружающее страшное безмолвие.

Да, этот ребенок был действительно необыкновенным. И тем обидней и горше, что родился он в столь неуютном жестоком мире.

Рит улыбнулся как можно свободней, сказал:

– Очень красивые цветы. Где ты нашла их?

Эрана расцвела.

– Вон за тем бугорком, – ее рука указала куда-то за спину, где и в самом деле был какой-то песчаный расплывчатый нанос, похожий на чей-то уродливый горб. – Там их так много, что прямо глаза разбегаются! Пойдемте туда, дедушка Рит, я вам покажу, как их много! – Девочка ухватила его за ладонь, потянула. В ее глазенках горел азарт и желание удивить. Но Рит не двинулся с места. Будь он сейчас на зеленом, залитом солнцем поле, как она, пошел бы за ней, не раздумывая, но, к сожалению, он стоял посреди безжизненных земель, и глаза натыкались на ненавистный полумрак. Воспоминания и питаемые ими чувства погасли, ушли, краски прошлого поблекли, и солнце закатилось за дымный горизонт. Сегодня оно уже не появится, как бы он ни хотел, как бы ни просил.

– Извини, Эрана, я бы с радостью полюбовался твоими цветами, но сейчас, боюсь, не дойду: ноги что-то разболелись. Давай в другой раз, хорошо?

– Хорошо, – легко согласилась та. И по ее глазам Рит понял, что она все еще далеко от этого чуждого им мира. Вот только он не знал, к добру ли это или к худу.