— Залежи урана здесь невелики, бедны, и боеголовки выходили слишком дорогими, — говорил Мартинес. — А вот химическое и бактериологическое оружие державы использовали друг против друга без ограничений. Кроме тех, что налагались целесообразностью: из-за местной специфики то и другое было не слишком эффективно. Три четверти населения проживало в небольших укрепленных поселках, рассредоточенных на огромных пространствах, или несло вахту на различных военных и промышленных объектах. Каждый город представлял собой автономную систему, состоящую из множества таких же подсистем. Защита от химатак была на высоте, распространение эпидемий блокировалось самыми жесткими методами.
В южном районе города крыши всех зданий и все подходящие поверхности стен оказались облицованы солнечными батареями, а дороги имели аккумулирующее покрытие. На Рорбести давно наметился переход на солнечную энергию, пояснил Мартинес. Но модернизировать старые города, вроде этого, оказалось непростой задачей, и работы велись поэтапно.
— Инга говорила, что на планете есть что-то вроде Интернета, — вспомнил я. — Как рептилоидам удалось организовать свободное информационное пространство в условиях постоянной вражды?
— Здешний Интернет возник и развился в демилитаризованной зоне, созданной Рориконом и Дагбестом на случай взаимоуничтожения, — ответил Мартинес. — Она занимала без малого шестую часть поверхности Рорбести вокруг южного полюса. Там селились вышедшие на покой ветераны обоих держав, а также военнослужащие, списанные вчистую по ранениям. Они вполне мирно уживались друг с другом — рептилоидам были чужды как пренебрежение к врагу, так и его демонизация; скорее, среди них царил рыцарский дух. Ветераны активно общались в своей локальной сети, переигрывали на компьютерах былые сражения и имели свою независимую экономику. Кроме того, демилитаризованная зона с ее населением выступала в качестве гаранта милосердия: военнослужащие, допустившие неоправданную жестокость по отношению к противнику, особенно раненым и пленным, могли попасть туда разве что в качестве подсудимых. И попадали, — а приговоры Высшего суда ветеранов разнообразием не отличались. Или оправдание, или расстрел, или отправка дела на доследование, — после чего или оправдание, или расстрел. Чтобы избежать обвинений в предвзятости или игре в чью-то пользу, ветераны передавали записи разбирательств главштабам Рорикона и Дагбеста. Однако этого оказалось недостаточно: в войсках постоянно бродили слухи, что того или другого осудили неправильно. В итоге ветераны стали выкладывать материалы в открытый доступ в сеть зоны, а обеим державам пришлось создать связанные с ней собственные «гражданские» сети поверх уже существующих военных, чтобы каждый мог лично убедиться в справедливости приговоров. Таково было начало — потом глобальная сеть развивалась сама. Переигрывание старых боев, например, — это ведь такое увлекательное занятие! Однако по-настоящему свободным Интернет рептилоидов никогда не был — разве что его сегмент в демилитаризованной зоне. Рорикон и Дагбест свои сегменты жестко контролировали, и все действия военнослужащих в информационном пространстве отслеживались.
На ночлег Мартинес разместил нас в реабилитационном центре для инвалидов войны.
— Здесь самые комфортные условия, — сказал он. — Самая удобная мебель, самые просторные душевые. Все мумии отсюда я давно убрал, так что располагайтесь.
— А вы? — спросила Даша, видя, что Мартинес не собирается с нами оставаться.
— А я сплю на крыше, на свежем воздухе. Всегда, когда не идет дождь. Но вам-то, думаю, хватило ночевок под открытым небом еще на Гилее?
— На ближайшее время — пожалуй, да, — согласился я.
— Не сказала бы, что здесь воздух свежий, — заметила Машка.
— Действительно, атмосфера сильно загрязнена, — ответил Мартинес, когда Эпштейн ему это перевел. — Но я большую часть времени провожу под землей — именно внизу в городе сосредоточено все самое интересное и важное. Так что засыпать глядя на звезды — для меня удовольствие.
— А это не опасно? — спросила Даша.