– Но вы в безопасности, – сказал Гридин. – И ваши спутники тоже. Никто не собирается похоронить вас в застенках навечно, – а если б собирался, никакая общественность не помогла бы. Вас обяжут пройти всестороннее медицинское обследование, однако согласитесь, что после посещения вами чужой планеты – или планет? – это будет не более чем разумно. Вам также придется подробнейшим образом рассказать обо всем, что вы видели вне Земли. Но разве вам есть что скрывать? Наверняка вы и сами не прочь поведать историю своих приключений, а любые ваши поступки «там» не подпадают под действие земных законов. Вас обяжут дать подписки о неразглашении – что тут страшного? Тысячи людей и в России, и в США, и в други странах ежегодно дают такие подписки по самым разным поводам – им совсем не обязательно для этого попадать в другие миры. Конкретно вам, Борис Евгеньевич, будет предложено сотрудничество – в той самой области, которая вас самого больше всего интересует. Сотни всемирно известных ученых уже сотрудничают с «Противодействием», никто их к этому не принуждал, они согласились добровольно. Да, их работа засекречена, – а когда было иначе, если дело касалось по-настоящему важных вопросов? Вспомните историю – долго ли оставались свободны от секретности разработки в области ядерной физики? Но вы можете и отказаться. В таком случае вас просто отпустят. Вместе с остальными.
– С риском, что мы откроем миру правду? – спросил Эпштейн.
– Э-э-э, Борис Евгеньевич! – печально покачал головой Гридин. – Неужели обнародование вашей теории ничему вас не научило?
Эпштейн только крякнул.
Фургон стал сбавлять ход, несколько раз повернул и остановился.
– Приехали, – сказал Гридин.
– Даже в газетах про нас не напишут, – пожалела Машка, вставая со стула.
– В местных точно напишут, – утешил ее Гридин. – Только заголовки будут примерно такие: «Группа пьяных русских туристов запустила фейерверк в здании супермаркета».
Нам дали освоиться в новой обстановке до вечера, а потом потянулись дни бесконечных обследований и допросов. Во время «разговоров по душам» нас с ног до головы обклеивали датчиками – некоторые обязали носить постоянно. Конечно, больше всего дознавателей занимал Вагрум, что было совсем не удивительно. На втором месте оказалась тема исчезновения рептилоидов с Рорбести – насколько я понял, ОСП крайне интересовало, не Вагрум ли организовал исход; зачем он это мог сделать, если сделал; и где сейчас армии Рорикона и Дагбеста.
К моему удивлению, нас не разлучили – все мы жили по соседству, в одинаковых комнатах, выходивших в один и тот же коридор, и могли сколько угодно общаться во время утренних и вечерних прогулок в уютном маленьком дворике с деревьями в кадках. Правда, он оказался зарешечен сверху, – но это не слишком угнетало, если постоянно не задирать голову.
Медицинские и все прочие процедуры выглядели настолько выверенными и отработанными, что становилось ясно: мы проходим их не первыми. Десятки специалистов американского, европейского и азиатского происхождения выискивали в наших организмах инопланетную заразу и пытались ее лечить, между делом кардинально подправляя наше здоровье вообще. Нас закармливали таблетками и кололи препараты, после которых хотелось говорить без перерыва часами напролет. Вскоре мы чувствовали себя так хорошо, как никогда не чувствовали, и вспомнили не только мельчайшие подробности странствий по Гилее, Рорбести и Сангароа, но и все события жизни едва ли не с момента зачатия.
Вопросов, как и предупреждал Гридин, задавать не разрешалось. «Вы же наверняка хотите расстаться с нами как можно скорее, верно? Тогда позвольте
– Да когда ж это кончится? – сетовала Машка на прогулках.
Однако ее жалобы моментом прекратились, когда ей разрешили пиво. Сперва три, а потом шесть банок в день. А потом упаковку! То ли сжалились над ней, то ли это был такой эксперимент.
А потом Машка исчезла.
«Ее перевели на другую базу ОСП», – вот все, что сочли нужным нам сообщить.
Следом за Машкой пропал Эпштейн – объяснение оказалось таким же. Зато нас с Дашей поселили в одной комнате и не только разрешили – рекомендовали заниматься сексом. И как можно чаще.
– Наконец-то в программе появился настоящий позитив, – сказала Даша, когда мы впервые остались одни. – А ну, раздевайся!
Само собой, в комнате были камеры, но нас это мало расстраивало. Пусть смотрят и завидуют.