Солнца Скорпиона (Дрей Прескот - 2)

- Мы знаем! - поддержал Генал, лицо которого отражало тот же воодушевляющий его беззаветный фанатизм.

- Да, мы знаем! Время пришло, - откликнулся Пугнарсес, мрачно сверкнув глазами в сторону собравшихся людей и полулюдей, готовых возглавить бунт.

Мы начали составлять планы. Я слушал. Они приняли меня, поскольку я уже показал себя в деле, а когда я пообещал обеспечить их оружием в доказательство своих намерений, то был признан их братом-мятежником.

Но разговор ограничивался выражением всяких возвышенных чувств, страстей, ненависти и гнева, а также длинным и подробным описанием того, что они сделают с магнатами, как только те окажутся в их власти. Меня это начинало раздражать.

Наконец я встал. Все смолкли.

- Вы впустую мелете языками, - заявил я. По толпе прокатился возмущенный ропот, но я упокоил их. - Вы болтаете о том, как скуете магнатов и заставите их бригадами волочь камни, и о кнутах у вас в руках. Вы что, забыли? У магнатов в руках длинные мечи, и они одеты в кольчуги! Они обучены сражаться! А вы?

Генал вскочил, его лицо побагровело от ярости.

- Мы - рабочие, невольники, но мы умеем драться...

- Я могу достать вам мечи, копья, некоторое число кольчуг - но не достаточно. Как же, мой доблестный Генал вы собираетесь драться с магнатами?

Когда я заставил их посмотреть правде в глаза, в той лачуге закрутились такие страсти, такие темные муки, такие страсти разочарования и безысходности, что ни у кого не нашлось - тогда - ни времени ни желания задаться вопросом, а где же я возьму для них оружие. Еду я приносил с собой, не желая обременять друзей, и в лачуге Генала и Пугнарсеса лежали спрятанные в яме под соломой полдюжины мечей, плотно завернутых в промасленные мешки и прикрытых утрамбованной землей.

Разговор, гудя и кружась, вертелся вокруг одной и той же темы. Я снова замолчал, давая им выговориться. После этого им самим придется взглянуть правде в глаза.

Наконец наступило молчание. Пугнарсес стискивал кулаки и время от времени ударял кулаком по земляному полу. Генал, как я видел, едва сдерживал слезы, но не надломился. Он смотрел на меня. Я увидел этот взгляд. И понял, что скоро настанет время для суровых фактов. Болан, великан с блестящей и сиявшей на свету совершенно безволосой головой, крякнул. Когда-то его обрили, как раба, и с тех пор волосы у него так и не отросли. Однако он подымал такие обтесанные каменные глыбы, с какими иные справлялись лишь втроем.

- Что скажешь, Писец? - обратился он ко мне, напрямик, без всяких хитростей, как атакующий чункра. - Ты можешь только пугать и говорить о нашей обреченности - или можешь напророчить что-то более действенное?

- Да, Писец! - подхватил Генал, а вслед за ним ещё один или двое других. - Скажи нам, что ты задумал.

Пугнарсес, как я заметил, промолчал. Ну, в конечном итоге он тоже поддержит меня и подчинился, поскольку только так он мог осуществить своё заветное желание - сравняться с магнатами.

И я рассказал им.

В моем плане не было ничего гениального. Только мечтатели могут надеяться изобрести нечто настолько совершенно новое, чего ещё не бывало под солнцами Крегена - разумеется всегда исключая служителей науки и искусства.

- Достоинства этого плана очевидны, - закончил я. - Равно как и его недостатки. Все это займет больше времени, чем хотелось бы.

- Больше! - вскинулся Пугнарсес. - Да, слишком долго! Дай нам оружие, и мы перебьем магнатов и всех их зверей-стражников!

- Но, Пугнарсес, - проговорил массируя лысый череп Болан. - Писец же только что все нам растолковал, и, по-моему, он говорит верно. Нельзя разбить магнатов и их наемников просто толпой, вооруженной несколькими мечами и балассовыми палками!

- Вы должны учиться, - сказал я, вкладывая в слова всю силу, какую мог. - Мы должны выковать из рабочих и невольников армию, способную уничтожить рабство в Магдаге.

Они закивали, по прежнему убежденные пока лишь наполовину. Я пустился в более пространные объяснения, что именно собирался делать. Признаться, все это было элементарным и очевидным, но для человека, который надрывается на солнцепеке, нестерпима сама мысль о каждом лишнем дне под плетью отделяющем его от свободы. - Окажите мне помощь и поддержку; передайте мне полномочия приказывать и организовывать, и мы восстанем, превратившись в мощное и острое оружие, - я обвел их требовательным взглядом, ожидая ответа.

Я снова чувствовал себя живым и при этом пробуждении к жизни приходилось сожалеть о том, что вызвавшие его средства не могут быть столь же умеренными, как цели. Однако моя природа велит мне принимать вызов и первым наносить удар тому, кто стремится убить меня.

- Я создам вам ядро нашей армии - бойцов, которые будут пользоваться тем оружием, которое я принесу и тем, которое мы сделаем сами. Мне надо, чтобы вы начали делать оружие - но только то, которое я вам укажу, и никакого другого. Я ценю свободу и волю больше, чем многие, ибо меня лишили свободы непостижимым для вас образом - но если я скажу, что галерный раб разбирается в рабстве, то, знаю, вы не станете спорить.