Солнечный удар

  - Мне 21, - обиженно сказала Юля. - И, между прочим, любопытство - моя профессиональная черта. Крови до жути боюсь, а всякие там интриги люблю, из них материал хороший получается. Представляешь, вернусь домой, напишу, как в детективную историю попала, как сама в расследовании участвовала, как вместе с настоящим сыщиком преступника ловила - все ахнут!

  - А вот мне скажут: 'Дурак ты, Полынцев, в отпуске нужно было отдыхать'.

  У Андрея на секунду возникла пораженческая мысль: бросить тактику к чертям собачьим и, обняв Юлю, радостно воскликнуть - да согласен, согласен и еще тысячу раз согласен! Но - воля, плюс характер. В девушке просматривалась определенная меркантильность: понадобился - и она готова дружить, а если б нет - то и нет? Профессиональный интерес? Да пусть она им подавится.

  - Юля, раскрою вам свои карты, - с умным видом произнес Полынцев. - И заранее прошу не обижаться. Мне нельзя заниматься этим делом, потому что я в отпуске, другими словами - отстранен от работы.

  - Ну и что? - хмыкнула она. - Сыщик - всегда сыщик, хоть в отпуске, хоть на луне.

  - Во-первых, я по должности не опер, - возразил Андрей. - Вот именно. А, во-вторых: не хотелось бы устанавливать с вами какие-то отношения - вы не в моем вкусе. Я люблю девушек скромных и мягких по характеру. А вы, извините, резкая и непосредственная, как подросток. Захотела - поздоровалась, не захотела - мимо прошла. Мне такие помощницы не нужны. Так что, рекомендую обратиться к Погремушкину, он, думаю, с радостью согласится на сотрудничество.

  - Кто резкая? - зашлепала розовыми губками Юля. - Кто, как подросток?

  - Я и сам человек несложный, - продолжал умно излагать Андрей (он считал, что умно), - и, тем не менее, с девушками на ты перехожу не раньше первого поцелуя. Равно, как и со знакомыми, при встречах обязательно здороваюсь, вне зависимости от того, испытываю к ним симпатию или нет, - чуть заметно кивнув (специально, под гусара), он резко повернулся к двери. - Счастливо отдохнуть, мне еще с Яной побеседовать нужно...

  Юля осталась стоять с открытым ртом. Это она-то непосредственная? Это она-то не в его вкусе? Да он... да она... Слов нет от возмущения. Нет, конечно, работа с молодежной аудиторией накладывает определенный отпечаток, но кто бы делал замечания, сам-то: 'А это, как его, игде эта женщина, которую я спасал? ' - тьфу, деревня! Чуть глаз не выронил, когда на нее в купальнике пялился, а сейчас: 'Вы не в моем вкусе'. Да откуда он у тебя взялся, этот вкус? Ну, и гад! Это она-то резкая?! Вот, сволочь! Нет, надо отомстить, во что бы то ни стало, отомстить.

  Андрей, деликатно постучав, зашел в комнату Яны. Унылая компания сидела за столом, поминая Аркадия Эдуардовича. Вид у всех был соответствующий поводу.

  - Присоединяйся, генацвале, - поднял рюмку грузин. - Помянем хорошего человека.

  - Идите ко мне, Андрюша, - похлопала рукой по матрасу эстонка, сидевшая укрытой пледом кровати. - Я за вами поухаживаю. Сегодня вы у нас настоящий герой. Поставили этого Погремушкина на место, а то измывался тут над нами все утро, грозился всех в тюрьму отправить - кошмар какой-то. Лучше бы настоящих бандитов ловил.

  - Неприятный тип, неприятный, - с готовностью подтвердил Елисей Федулович. - Разговаривал так, будто мы в чем-то виноваты. Совершенно в людях не разбирается, и заносчив до безобразия. На душе и так муторно, а он еще со своими допросами пристает: куда, мол, отлучались, почему лицо в ссадинах? Я объясняю, что со скалы, мол, оборвался. А он свое - 'Может, все-таки, подрались?'. Ищет, понимаешь, там, где светло, а в темноте лазать не хочет. Это я к тому, что по улице надо ножками топать, а не в номерах отсиживаться. Ну, давайте помянем Аркадия, Царство ему небесное.

  Подняли рюмки, не чокаясь, выпили. Хороший напиток водка: жесткий, предсказуемый - дернул, захмелел - все просто и понятно. Другое дело - вино: пьешь, пьешь, вроде и не забирает, а потом неожиданно - хлоп, и поплыл.

  Выпили еще. Стали понемногу отходить от стресса.

  - Что там страшного вам этот Погремушкин наговорил? - подав Андрею бутерброд с форелью, поинтересовалась Яна.

  В это время зашли Вика с Юлей. Последняя неприязненно взглянув на эстонку, молча села на свободный стул. Виктория предпочла кровать.

  Полынцев зарумянился от удовольствия. Женщины буквально сжали его мягкими тисками. Слева тощим бедром - Яна, справа округлым - Вика.

  - Да ничего особенного этот Погремушкин не рассказал, все больше спрашивал.

  - О ком? - уточнила эстонка.

  - Обо мне, конечно. Аркадия-то я всего два дня знал - не о чем говорить.

  Вахтанг, услышав имя покойного, посуровел лицом и, взяв в одну руку бутылку с вином, а в другую - с водкой, разлил содержимое первой по фужерам, второй - по рюмкам.

  - Давайте помянем хорошего человека.

  - Мы его тоже всего неделю знали, - проглотив лимон, как мармелад, посетовал Елисей Федулович. - Да мы тут, собственно, все недавно познакомились. И это плохо.

  Эстонке не понравились последние слова.

  - Что плохо? Что познакомились?

  - Нет, что отдых сорвался, плохо.