Солнечный удар

Но вдруг остановился и устремил пристальный взор вдаль, на крайнюю лавочку, примостившуюся в самом конце длинной аллеи, разделявшей два просторных газона, раскинувшихся по правую руку от Андрея. На ней сидел человек, на которого он прежде не обратил внимания. Сидел совершенно неподвижно, склонившись над книгой и, очевидно, полностью погрузившись в чтение, словно не замечая окружающего пекла и опалявших его жгучих солнечных лучей.

Глядя на читавшего незнакомца, в одиночестве сидевшего посреди необъятной пустынной площади, Андрей хмыкнул и покачал головой. Это ж как надо зачитаться, чтобы быть абсолютно безразличным к стоявшей кругом адской жаре и переносить её с таким стоическим спокойствием! Прям железный человек какой-то. «Гвозди бы делать из этих людей», – с усмешкой сказал про себя Андрей, не переставая приглядываться к одинокой недвижимой фигуре и невольно дивясь такой выдержке и стойкости. Наверное, именно из таких вот несгибаемых и неприхотливых людей выходят отважные, бесстрашные путешественники, мореплаватели, альпинисты, с опасностью для жизни пересекающие безводные пустыни, прорубающиеся с топором в руках сквозь непроходимые, кишащие зверьём дебри, переплывающие в утлых лодчонках бескрайние бурные океаны, карабкающиеся на обрывистые, уходящие в небеса скалы, – словом, отчаянные смельчаки и сорвиголовы, ради каких-то малопонятных, известных только им самим целей готовые пожертвовать жизнью. Андрея подобный тип людей забавлял и даже немного раздражал. Слишком уж он отличался от них. Сам-то он ни в коем случае не был способен на такие безумства – неведомо ради чего терпеть невзгоды и лишения, просто так, за здорово живёшь подвергать свою жизнь нешуточным опасностям. Нет, он предпочитал жизнь спокойную, размеренную, комфортную, полную развлечений и удовольствий, избегал ненужного риска, не гонялся за экстримом и острыми ощущениями, признавая их только в сфере интимных отношений, да и то в разумных пределах.

Додумавшись до этого места, Андрей вдруг помрачнел и чуть понурил голову. Как выяснилось буквально на днях, вся эта легкомысленная гедонистическая философия была прекрасна только в теории. А жизнь, не признающая никаких теорий и всяческих умозрений, взяла да и внесла свои коррективы. Весьма существенные. И вот уже почти неделя, как от его привычной беспечности, беззаботности, бесшабашности не осталось и следа. Их словно выжгло это висевшее в середине неба жестокое, ярое светило, казалось, грозившее в самое ближайшее время совершенно уничтожить ту самую землю, которая существовала лишь благодаря его животворным согревающим лучам, ныне превратившимся в испепеляющие и губительные. Вот примерно так же и его жизнь, до сих пор лёгкая, приятная, удобная, катившаяся как по маслу, в один момент как будто надломилась и сделалась унылой, тягостной, тревожной. Так что и жить временами не очень-то уже и хотелось…

Резко тряхнув головой и постаравшись отринуть эти невесть откуда взявшиеся, уже начинавшие порой пугать его своей мрачностью и безысходностью мысли, он вновь обратил взгляд в сторону расположившегося на самом припёке странного субъекта, не нашедшего другого, более подходящего места для чтения. Тот по-прежнему сидел не шевелясь, согнув спину и уткнувшись в раскрытую книжку. Только теперь Андрею показалось, что голова одинокого читателя склонилась ещё ниже, а глаза полузакрыты либо уже совсем закрыты. По-видимому, вопреки предположениям Андрея, неизвестный вовсе не обладал второпях приписанными ему удивительными физическими способностями и не принадлежал к когорте избранных, осваивающих дикие, необжитые земли и бороздящих вздыбленные бурями океаны. Скорее всего, это был самый обычный, ничем не примечательный человек, не от великого ума усевшийся со своей книжонкой прямо под нестерпимо палящим солнцем и, видимо, сморенный в конце концов сумасшедшей жарой.

Глядя издали на понурившегося и смежившего веки чудака-книгочея, Андрей, хотя и сам чувствовал себя в этом пекле не ахти как хорошо, удовлетворённо усмехался и покачивал головой. Всегда приятно видеть человека, совершившего глупость или очутившегося в нелепом и дурацком, а ещё лучше небезопасном, чреватом осложнениями положении, в котором сам ни в коем случае не желал бы оказаться. Это, хочешь того или нет, невольно щекочет самолюбие, повышает самооценку, убеждает в собственном превосходстве, пусть даже это превосходство над кем-то совсем уж негодным и ничтожным, совершенно не стоящим того, чтобы сравнивать себя с ним.

Однако привычная Андрею самодовольная ухмылка вскоре пропала с его лица, сменившись лёгкой озабоченностью. Оглядывая неподвижного, медленно, почти неуловимо для глаз склонявшегося вниз незнакомца, он подумал вдруг, что, может быть, незадачливому читателю плохо. Может, его, чего доброго, хватил удар, и он уже без сознания, и через минуту книга выпадет из его обессиленных рук, а обмякшее, безжизненное тело, потеряв равновесие, соскользнёт с лавочки и растянется на раскалённом, казалось, готовом расплавиться асфальте.