Несмотря на то что стоявшие тут шум, гам, суета и неразбериха действовали Андрею на нервы, он некоторое время оставался возле фонтана. Очень уж приятна была веявшая от него живительная прохлада, неумолчное, весёлое журчание и плеск воды, радужные огоньки брызг, то и дело, точно мимолётные звёзды, мелькавшие в вышине. При виде всего этого его одолевало сильнейшее желание скинуть с себя футболку и шорты и вслед за этой счастливой беззаботной мелюзгой окунуться в мутноватую пенившуюся воду, бурлившую и кипевшую от барахтавшихся в ней нескольких десятков беспокойных смуглых тел, оглашавших округу беспрерывным ликующими, возмущёнными, яростными воплями, хохотом, визгом. Андрей подумал, что и он ещё несколько лет назад мог позволить себе это невинное удовольствие – в летнюю жару поплескаться и порезвиться с приятелями в этом самом фонтане. Но эти блаженные времена прошли. Причём так быстро, что он даже не заметил этого. Как говорится, оглянуться не успел. Детство миновало, промелькнуло, как яркий волшебный сон, и осталось где-то там, далеко позади, в мутной неверной дымке, в которой всё труднее было различить события и лица. Он даже себя самого порой с трудом припоминал, каким он был тогда…
Среди толпившейся у фонтана малышни возникла какая-то нешуточная заваруха, крики стали ещё громче, пронзительнее и истеричнее, несколько особенно разбуянившихся пацанов схватились врукопашную. Предки драчунов немедленно вмешались и оттащили их один от другого до того, как те успели причинить друг другу существенный урон. Этот инцидент внёс ещё большую сумятицу в и без того суматошную здешнюю обстановку и окончательно отвратил Андрея от этого чересчур людного и шумного места. Ещё раз с удовольствием взглянув на стремительно взлетавшие вверх и сверкавшие на солнце прозрачные пенные струи, он тем не менее двинулся дальше в поисках более тихого и укромного местечка.
И обнаружил такое неподалёку, за углом соседнего дома, у входа в продовольственный магазин, не привлекавший в этот день большого числа покупателей. Значительная их часть задерживалась у находившегося рядом пивного ларька и располагалась за расставленными вокруг столиками. Так же решил поступить и Андрей, ощутивший к этому времени сильную жажду. Он подошёл к стойке и спросил большую кружку пива.
И тут ему пришлось пережить серьёзное унижение. Торговавшая пивом и другими напитками крупная краснорожая тётка с двойным подбородком, бесцветными глазами навыкате и аляповато накрашенными толстыми губами смерила его сухим подозрительным взглядом и спросила вдруг, сколько ему лет. Он, никак не ожидавший такого вопроса, покраснел до корней волос и, вместо того чтобы вести себя спокойно и непринуждённо, смутился и пробормотал что-то нечленораздельное. Торговка нагло усмехнулась и объявила, что алкогольные напитки, в том числе и пиво, несовершеннолетним продавать запрещено. Опомнившийся Андрей попытался было протестовать и доказывать, что ему уже есть восемнадцать и он имеет полное право пить не только пиво, но и кое-что покрепче. Но торговка не желала его слушать, а стоявшие следом за ним в очереди томившиеся жаждой люди и не подумали поддержать его, а, напротив, недовольно заворчали и зашикали на него. Раздосадованный и разозлённый Андрей едва не вспылил и не послал и тётку, и её клиентов ко всем чертям, а может, и куда подальше. Однако вовремя сдержался, поняв, что силы слишком неравны и ему не устоять против сплочённой и явно недоброжелательно настроенной к нему очереди. А потому он лишь мрачно зыркнул на уставившиеся на него красные потные физиономии, буркнул что-то себе под нос и сквозь зубы попросил квасу. Пить хотелось слишком сильно, и он не в силах был отказать себе в кружке чего-нибудь холодного и освежающего. Не пива, так хоть кваса на худой конец.
Усевшись за крайний столик и с наслаждением потягивая свежайший ледяной квас, он, не желая видеть крайне неприятных ему после случившегося посетителей пивной, принялся смотреть на улицу, на проезжавшие мимо автомобили и влачившихся по раскалённому тротуару вялых, как сонные мухи, прохожих. Зрелище было малопривлекательное, и он, чтобы взгляд отдохнул хоть на чём-то, перевёл его на высившиеся вдоль проезжей части высокие тополя, обильно ронявшие нежный невесомый пух, подобно снежинкам носившийся в воздухе и, достигнув земли, образовывавший обширные продолговатые скопления, разлетавшиеся при малейшем дуновении ветерка. Правда, сейчас пух лежал совершенно спокойно, ничем не волнуемый, так как воздух был абсолютно недвижен и неколебим, он будто застыл в мертвенном знойном оцепенении, придавив своей тяжестью и природу, и людей, и, казалось, даже неодушевлённые предметы.