Солнечный круг

— На балконе, балда! У этого Африкана отец знаешь какой! Милицию может вызвать, если что заподозрит. — Витька вытащил из-за пазухи моток бельевой веревки. — Давай лягушек.

Посвечивая фонариком, я принес из ванны кошелку.

— Уж не поснули ли они там? — Витька приложил к кошелке ухо. — Что-то больно тихо.

— Не может быть, — уверенно ответил я. — Я им немного прутья пораздвигал, чтоб воздух проходил.

— Что-о? — Витька подпрыгнул, будто его собака укусила, открыл крышку и сунул в кошелку руку. Пошарил, пошарил и — достал одного маленького лягушонка. — Все. Больше нету.

— А где остальные? — покрываясь холодным потом, спросил я. Вряд ли можно было придумать в моем положении более глупый вопрос.

— У вас в квартире, ясно где. Если только ты их за ужином не слопал, — съязвил Витька.

— Но я же думал…

— Индюк тоже думал, а потом из него суп сварили. — Витька посдвигал в кошелке прутья. — Сквозь такие дыры коты могли пролезть, не то что лягушки. Побоялся, что им воздуха не хватит! Да сюда тебя засадить — не задохнешься!

— Что же теперь делать! — с ужасом пролепетал я. — Они ж, наверное, разбрелись повсюду. Дверь-то в ванную была открыта…

— Что делать, что делать… Давай фонарик, попробуем выловить.

Витька снял маску, перчатки, и мы начали облаву.

Сначала, прикрывая фонарик полой куртки, обшарили ванную. Улов оказался обнадеживающим: восемь штук — два тритона, шесть квакушек. Забились под стиральную машину и сидят себе тихонько, с обстановкой осваиваются. А одна так даже в таз залезла, где отцовы рубашки намочены. Приспособилась…

У меня немного отлегло на сердце. С тем маленьким лягушонком уже девять, значит, осталось всего шестнадцать. В коридоре выудили еще три, четвертую — в моей комнате под кроватью. Уселась и таращится на лампу, как на солнце.

— Во второй комнате сам ищи. — Витька вручил мне фонарик. — Проснется отец — соврешь что-нибудь, а меня увидит — пропало дело. Еще подумает спросонья, что воришка какой… Да поживей, а то скоро светать начнет.

Я по-пластунски пополз в папину комнату, настороженно прислушиваясь к каждому шороху. А вдруг сейчас заорет какая-нибудь дурным голосом, вот будет номер! Откликнутся ей те, что в корзине, и пойдет потеха! Я шарил по углам, под шкафом и столом и проклинал в душе Лерину затею. Где-то рядом со мной притаилось еще двенадцать лягушек и тритонов, может, какая уже к отцу на тахту запрыгнула, — тахта низкая, одеяло до пола сползает, — попробуй сейчас всю эту гадость отыскать!

— Скоро ты, растяпа? — свирепо прошептал Витька из-за двери.

Я понял, что больше медлить нельзя, и пополз назад — от Витькиного шепота подозрительно заворочался отец. В кепке у меня трепыхалась жалкая добыча — две лягушки.

— Пятнадцать, — удовлетворенно заметил командор, усаживая их в кошелку. — Значит, у вас пасется еще десять. Ничего, это даже к лучшему. В случае чего вали на Африкана: мол, не только себе приволок, но и вам подкинул. — Витька натянул перчатки и маску. — Пошли.

— Я полезу!

Он покачал головой.

— Ничего не будет, полезу я. У меня с Африкашей старые счеты. Да и сорваться ты можешь без привычки.

Мы осторожно вышли на балкон — петли двери я еще с вечера щедро залил подсолнечным маслом. Ночь была душной, безветренной. Высоко в небе плавал осколок луны, перемигивались звезды. Где-то в 4-м или 5-м переулке Лазарева — Беллинсгаузена, как заведенная, тявкала собачонка; в тишине далеко разносился звонкий лай. Слева стояло зарево — это светились корпуса завода электроприборов, работала третья смена.

Я перегнулся через ограду, и у меня засосало под ложечкой. Глубоко внизу, куда глубже, чем днем, лежала земля, даже верхушки гонких тополей не достигали нашего балкона. Лезть нужно было еще выше, на четвертый этаж. А не случился бы и у меня приступ горной болезни, если б я все-таки настоял на своем? М-да…

Командор тоже посмотрел вниз, но вид темно-синей пропасти не произвел на него никакого впечатления. Он лихо цвыркнул сквозь зубы и приказал:

— Тащи табуретку.

Став на табурет, Витька дотянулся до Африканова балкона и продел за железный прут веревку. Сунул мне конец, стал, пошатываясь, на ограду, на мгновение повис на руках между небом и землей, извиваясь, как уж, и исчез. И почти тут же резко дернулась в моих руках веревка. Привязав к ней корзину с лягушками, я тоже дернул. Корзина плавно пошла вверх.

Я прижался к влажной от росы решетке, чувствуя, как в тело впиваются железные прутья, и затаил дыхание. Но ни звука не доносилось с четвертого этажа, все так же тихо было вокруг, одна лишь собачонка не могла угомониться. Только время вдруг ускорило свой бег: кажется, прошла уже целая вечность, почему же не возвращается командор?

— Вить, — не выдержал я и дернул за веревку.

И в это время раздался пронзительный визг:

— Ой, мамочка, мамочка!..

У меня все оборвалось в груди. От страха я даже не заметил, как Витька черной тенью скользнул вниз, выдернул веревку и растянулся на балконе.

— Ложись!

Повторять свой приказ дважды ему не пришлось.

Наверху послышались шаркающие шаги, и сонный женский голос испуганно произнес: