Солнечный камень

Эта мысль так поразила меня, что я замер, опёршись на лопату. Жорик мгновенно этим воспользовался.

— Опять филонишь, Гореликов? Ох, и подсунул же мне работничка Валерий Михайлович! Зачем тебя вообще в экспедицию взяли?

— Отстань! — сказал я Жорику и полез из раскопа на бровку, где стояло нагретое солнцем жестяное ведро с водой. Возле ведра на траве лежала большая эмалированная кружка.

Я зачерпнул полную кружку воды и с наслаждением выпил. А потом поманил к себе Олю.

— Что, Саша?

От Оли пахло свежим потом и чуть-чуть — духами. Это не на шутку возбуждало, и я немного отодвинулся.

— Оля, — тихо спросил я, чтобы никто не слышал. — Как комсомол относится к пьянству?

— Да ну тебя! — фыркнула Оля. — Опять шутишь?

— Да нет, я серьёзно.

— Отрицательно относится. Сам же знаешь!

— Послушай. Тут неподалёку живёт один хороший человек. Только он сильно выпивает. Как думаешь — может, сходим к нему от лица общественности? Проведём беседу.

— А тебе это зачем? — с подозрением спросила Оля.

Я пожал плечами, стараясь выглядеть искренне.

— Ну, как зачем? Я уже два раза умудрился в историю влипнуть. Валерий Михайлович на меня волком смотрит. А тут — общественная нагрузка. Плюсик в личное дело.

— Давай! — загорелась Оля. — А когда пойдём? Сегодня? Ребят с собой возьмём?

— Обязательно возьмём, — кивнул я. — Вдруг у него там собутыльники. Только давай не сегодня, а завтра. Сегодня я на танцы иду.

— Со Светкой? — хмуро спросила Оля.

— Ну да, — простодушно кивнул я. — И вы с Севкой приходите. Вместе веселее.

Я зачерпнул из ведра ещё воды и протянул кружку Оле.

— Хочешь?

— Спасибо, Саша, — ответила она.

Сделала пару глотков и легко спрыгнула в раскоп.

— Гореликов! — прошипел у меня над ухом Жорик. — Ты всё с девочками, да с девочками. А работать кто будет?

Не отвечая ему, я вздохнул и снова взялся за лопату.

А вечером мы со Светкой кружились под музыку на бетонной площадке летней эстрады. Я легко прижимал девушку к себе, и она не отстранялась. Только иногда запрокидывала голову, чтобы взглянуть мне в глаза, и весело улыбалась.

Полная женщина в белом фартуке продавала мороженое из тележки. Устав танцевать, мы подошли к ней и взяли по брикету. Холодный сладкий пломбир остужал разгорячённое горло. Я старался откусывать мороженое маленькими кусочками, чтобы не простудиться.

Потом мы опять танцевали. И когда Светка в очередной раз запрокинула голову, я наклонился и легко поцеловал её в губы.

А над эстрадой плыла музыка и перемешивалась в тёплом вечернем воздухе с ароматом цветущих лип.

— Пойдём потом гулять по берегу? — спросила Светка, глядя мне прямо в глаза.

— Конечно, — ответил я. — С удовольствием.

Апрель 997-го года. Деревня пруссов

— С твоим спутником всё будет хорошо, — убеждал Эрик Адальберта. — Как только он придёт в себя, его приведут к вам.

Они спускались с вершины холма к торговой площади. В одной руке Адальберт держал Евангелие, второй расстроенно мял подол рясы.

Обморок Бенедикта расстроил переговоры. Увидев, упавшего монаха, вождь приказал перенести его в постель и отыскать лекаря. А Адальберту велел возвращаться в дом Эрика и там ждать, когда его позовут. Чтобы Адальберт не рискнул нарушить приказ, вождь отправил с ним Эрика.

— Зачем я разрешил Бенедикту пойти со мной? — тихо пробормотал Адальберт. — Ведь знал же, что он слаб после раны!

Но Эрик услышал его.

— Не расстраивайся. Вождь непременно позовёт тебя, и ещё не раз. Я видел — ему было интересно говорить с тобой.

— Я волнуюсь о своём спутнике, — с достоинством ответил Адальберт.

— Не стоит, — улыбнулся Эрик. — С ним всё будет в порядке. Такие раны наши лекари умеют лечить.

Эрик внимательно взглянул на епископа. Кажется, Адальберт и в самом деле ничего не заметил. Ну, оно и к лучшему.

Чтобы повернуть мысли епископа в другую сторону, Эрик сказал:

— Надеюсь, что твоя миссия будет успешна. Я не пойду, против воли вождя, но если он разрешит — попрошу тебя лично крестить моих сыновей. Пусть растут в вере предков.

Эта поддержка обрадовала епископа. Он заметно успокоился, поднял глаза от земли и стал разглядывать дома вокруг.

— Расскажи мне, как вы живёте? — с любопытством спросил он Эрика.

— Хорошо живём, — улыбнулся рыжебородый. — Дружно. Сеем ячмень и лён, разводим коров и коз. Ловим рыбу, охотимся, собираем мёд и солнечный камень.

Он пошёл чуть медленнее. Адальберт тоже убавил шаг. Он был рад прогулке — это намного лучше, чем сидеть взаперти и тревожиться о судьбе Бенедикта.

— Все пруссы — свободные люди, — продолжал Эрик. — У нас есть вожди и жрецы. Жрецов нам посылают боги, а вождей мы выбираем сами. Но даже вождь сам обрабатывает своё поле с ячменём, если не хочет остаться голодным.

Это было настолько необычно, что Адальберт едва верил своим ушам.

— А если неурожай? Если у кого-то не уродится хлеб, или рыба уйдёт в море, и рыбаки останутся без улова?

— Община помогает тому, на кого свалилось несчастье, — ответил Эрик. — А он отдаёт долг из будущего урожая.

— А если не сможет отдать? — упорствовал Адальберт.

— Тогда долг ему прощают.