Солнечный камень

— Есть лодка! Хорошая, крепкая. Только нам бы надо отправляться без промедления. В деревне неспокойно.

— Что случилось?

— Местные прознали, что мы плывём к пруссам. Ну и баламутят. Говорят, что пруссы не потерпят вмешательства и ответят набегом. Мы с Гневко оставили у лодки стражников, а воевода велел скорее грузить припасы и отправляться. Опасается, что не утихомирит людей.

Только этого не хватало!

Адальберт откинул овчинное одеяло, под которым проспал всю ночь. Рывком поднялся с лавки. Бенедикт сунул ему в руки кубок с водой.

— Завтракать некогда, надо сейчас отплывать. Здесь недалеко. Даст Бог, к вечеру доберёмся до пруссов, а уж там…

Он не договорил и махнул рукой.

Адальберт сделал несколько глотков. Вода была свежая — видно, из колодца, а не из реки. Передал кубок Радиму.

— Идём, брат!

Во дворе крепости их ждал Гневко с тремя дружинниками.

— Готовы, святые отцы? Ну, вот и ладно. Припасы ваши уже в лодке, вещи тоже. Воевода велел положить вам куль зерна, сушёной рыбы и бочонок пива. С голоду не пропадёте.

Сейчас, утром, Адальберт увидел, что крепость стоит не просто на холме, а на мысу, который образует изгиб реки. Здесь Висла делала крутой поворот, а за поворотом открывалось устье и бесконечная морская даль.

У епископа защемило сердце. Выйти на утлой лодчонке в эту неизвестность?

Укрепи меня, Господи, мысленно взмолился Адальберт. Укрепи и дай сил совершить предначертанное!

Широкая лодка была надёжно привязана к деревянному причалу. Полотняный парус на мачте лениво хлопал под порывами утреннего ветра. На дне лодки громоздилась поклажа, укрытая шкурами от волн и любопытных глаз.

— Ну, с Богом! — сказал им Гневко.

Он отвязал верёвку от столба и ногой оттолкнул лодку от причала.

Бенедикт сел на кормовое весло. Подтянув угол паруса, поймал им ветер, и лодка, набирая ход, пошла к выходу из устья — прямо в открытое море.

Адальберт взглянул на Радима.

Брат сидел на носу лодки, закрыв глаза, и перебирал деревянные чётки. Губы его беззвучно шептали какую-то молитву.

Ветер был несильный, но устойчивый. Лодка иногда хлопала дощатым днищем по невысоким серым волнам. Гудели туго натянутые снасти. Парус то заслонял безбрежную морскую даль, то снова открывал её взгляду епископа.

— Ничего! — улыбаясь, крикнул Адальберту Бенедикт. — Хорошая лодка! Сейчас выйдем из устья и пойдём вдоль берега.

Адальберт хотел попросить, чтобы монах не уводил лодку далеко в море. Но тут же ему стало стыдно за свою слабость. Да и что толку в близости берега, если плавать Адальберт не умеет? Он всегда считал, что истинная сила человека не в крепости тела, а в крепости душевной.

Впрочем, Бенедикт, словно услышал безмолвную просьбу епископа. Едва выйдя из устья, он налёг на кормовое весло. Парус захлопал, и лодка медленно повернула направо, пошла вдоль низкого берега, густо заросшего тощими невысокими соснами.

— Можно пока перекусить! — снова крикнул Бенедикт Адальберту. — Даже если ветер не стихнет — плыть нам часов десять. А то и больше.

Десять часов сидеть, умирая от страха перед пучиной, Адальберт не собирался. Он наклонился, распутал верёвки, которые стягивали поклажу. Развязал холщовый мешок и достал из него ячменную лепёшку и три сушёные рыбины. Рыбины были жёсткими, словно подошва. На серых боках выступали кристаллики соли. После такой еды захочется пить.

Адальберт снова пошарил в мешке и с облегчением достал кожаный мех, полный воды.

При крайности он мог бы выпить и пива, но не хотел гневить Господа без нужды.

Адальберт разломил лепёшку на три части и вместе с рыбой протянул братьям. Тщательно прожевал невкусную еду, проглотил и развязал ремешок, который стягивал горло меха. Пить хотелось сильно, но Адальберт сделал всего три глотка и протянул воду Бенедикту. Тот жадно припал к меху. Адальберт видел, как ходит вверх и вниз кадык монаха. Наконец, Бенедикт напился и протянул мех Радиму.

— Здесь вода не сильно солёная, — сказал он Адальберту, указывая за борт. — Река её разбавляет. При крайней нужде — можно пить, только недолго.

Епископ только прислонился спиной к мачте, собираясь вздремнуть, как вдруг услышал резкий свист. Что-то ударило в мачту возле самой его головы, и мачта вздрогнула, завибрировала.

— Ложись! — не своим голосом закричал Бенедикт.

Падая на дно лодки, Адальберт успел увидеть стрелу, которая торчала из мачты.

А от берега, в погоню за монахами отчаливала лодка, полная каких-то оборванцев, одетых в звериные шкуры. Оборванцы весело гикали и вопили, размахивая дубинами и луками.

Глава 5

Июнь 1970-го года. Балтийск, Калининградская область СССР

За входной дверью немецкого дома оказался квадратный холл. Двери слева и справа вели в квартиры, а прямо передо мной была деревянная лестница на второй этаж, выкрашенная противной коричневой краской.

Я повернулся к левой двери. Обитая рваным чёрным дерматином, из-под которого топорщились клочья войлока, эта дверь выглядела нищим оборванцем. Ручка бессильно обвисла на одном гвозде, вместо глазка зияла обыкновенная дырка.