Солнечные часы

И он осторожно погладил девочку по голове…

Какие тревожные и в то же время счастливые дни! Чудесный друг наш Байрам, трогательная в своем горе Этери с ее ясной, как молодой месяц, душой, пылкий и благородный Саур — мы все живем в одном доме, одной семьей. С раннего утра до темноты мы роем окопы и противотанковые рвы, закладываем окна домов камнем, пробиваем в стенах амбразуры, вбиваем на улицах железные надолбы. Мы работаем так, что рубашки наши просолились от пота и стали твердые, как картон. Но усталости мы не чувствуем и возвращаемся с таким зудом в руках, что, кажется, могли бы работать и всю ночь напролет. Только поев, мы замечаем, какими тяжелыми становятся наши руки, ноги, головы, как тянется в постель тело.

Кормила нас Этери. При доме был огород, в нем наливались соками и зрели овощи. Из них Этери готовила замечательно вкусные кушанья, которые носили необычные названия — пхали и аджаб-санла. Впрочем, она и овощи называла по-своему: фасоль — лобио, лук — хахви, свеклу — чархали. От этого все казалось почему-то еще более вкусным.

Спали мы в большой и единственной в домике, если не считать кухни, комнате: Байрам, Саур и я — на полу, а Этери — за занавеской, на хозяйкиной кровати. На ночь окна раскрывались, и прямо из комнаты видны были далекие звезды, от которых горизонт светился неприятным, мертвенным светом: это были вражеские ракеты, там проходила линия фронта. Время от времени слышались глухие, тяжкие вздохи и вздрагивала земля.

— Дедушка Байрам, расскажи что-нибудь, — просила из-за занавески Этери.

Немного помолчав, Байрам вполголоса, чтобы не помешать нам с Сауром уснуть, говорил:

— Хорошо, я расскажу тебе про серну, которую охотник хотел убить, но не убил, а стал ее преданным другом. Так в жизни бывает. Много лет назад жила в горах Кавказа серна — легкая, быстрая, как мысль. И хоть слыла она первой красавицей среди всех серн Кавказа, но этим не гордилась и была со всеми ласкова и приветлива…

Удивительно рассказывает Байрам о животных. Они и думают и чувствуют, как люди, и притом они совсем не похожи на животных из басен: в баснях сразу видно, что животных нарочно такими показывают, а Байрам и сам верит, что у них человеческие мысли.

Усталое тело наполняется блаженством покоя, к глазам приливает дремотная теплота, образы расплываются, точно причудливые фигуры в облачном небе. Сон, как вата, мягко окутывает меня, и голос Байрама постепенно удаляется и стихает вовсе. Опять дрожит земля. Но я знаю, что рядом мои друзья, и сплю спокойно.

Волк

С того дня, как я начал рыть окопы, все мои размышления о голубом камне как ветром смело. До сказок ли тут, когда в двадцати километрах фашисты! И вдруг опять вернулись все недоумения и странные догадки.

Однажды, когда мы возвратились с работы и мыли в кухне руки, Саур незаметно сделал мне знак выйти. Во дворе уже было темно, и я не мог видеть выражения лица Саура, но по таинственности, с какой он сделал мне этот знак, я понял, что случилось что-то особенное.

— Слушай, — сказал он, отведя меня под густую листву липы, — я слышал разговор, очень странный разговор.

Он оглянулся, на цыпочках подошел к забору и прислушался, потом так же тихо вернулся к дереву и стал рассказывать.

Они с Байрамом закладывали в медицинском техникуме кирпичом окна. Саур вышел на лестничную площадку за ломом и тут увидел, что по лестнице поднимается старый человек с толстым, как подушка, лицом. Заметив Саура, он скрипучим голосом сказал по-кабардински: «Ступай вниз и там жди». Саур подумал, что человек какой-нибудь начальник — так властно он это сказал, и пошел вниз. И вдруг у него заныло сердце, будто в предчувствии беды. Он тихонько вернулся, вошел в соседнюю комнату и прильнул ухом к двери. Вот что он услышал:

Старик. Байрам, ты узнал меня?

Байрам (после молчания). Ты — Алтай Шалимов. Я думал, ты в Иране.

Старик. Я был в Иране, двадцать лет был в Иране. Теперь вернулся.

Байрам. Жареным запахло?

Старик. Оставим это до завтра. У меня другой к тебе разговор.

Байрам. А что будет завтра?

Старик. Завтра вернется то, что украли твои друзья: наша власть и наше богатство. Но оставим, говорю, это. Байрам, я долго тебя искал и наконец нашел. Слава аллаху!

Байрам. Зачем коршуну жаворонок?

Старик. В твоем сердце вражда, Байрам, а я пришел к тебе с раскрытой душой.

Байрам. Я не золото. Зачем я твоей душе?

Старик. Золото — сила. Завтра мы купим на него все, что захотим. Байрам, протяни мне руку — и завтра мы будем с тобой хозяевами жизни.

Байрам. Я и без того хозяин жизни. Говори короче, мне некогда.

Старик. Байрам, ты на девять лет старше меня, но я отяжелел и задыхаюсь, а ты остался таким, как был: глаза твои молоды, ноги легки и не гнется спина. Байрам, ты знаешь след к залежам голубого камня, ты прикасался к нему, в твоем зеленом сундучке есть от него осколок. Не отпирайся, Байрам! Ты сам не раз проговаривался перед людьми, что живешь голубой жизнью.

Байрам. Я просил тебя говорить короче. Что тебе надо?