Солнечная

Мелисса отдавалась с легкостью, она была шумной и щедрой любовницей из тех, кто впивается ногтями тебе в спину, что ему нравилось, но не сегодня. В процессе спаривания и смены поз ее шелковистая кожа делалась скользкой, а крики в его левое ухо все более громкими, он же, будучи озабочен и рассеян, никак не мог полностью отдаться. Зря она ему напомнила про свою беременность. Время шло, уже потерян счет минутам, и вот приблизился момент, когда согласно сексуальному этикету он должен был подстроиться, войти в резонанс с ее обвальным спуском с горы, под пронзительные выкрики, навстречу оргазму, а он понимал, что не готов и может не успеть. И в эти решающие мгновения он мысленно вошел в хорошо знакомый пустой театр, сел в партере и вызвал на сцену кое-кого из своих женщин, которые промелькнули перед ним в невероятном калейдоскопе – в экспериментальных позах и разных сочетаниях, но чудесным образом с его участием. Он пригласил и тут же отпустил девушку из Милана, за ней иранскую биофизичку, за ней Патрицию, проверенную актрису на замену. И в конце концов остановил свой выбор на сухорукой таможеннице. Он заставил ее выйти из-за стойки, и вот он уже наяривал ее, прижав к рабочему столу, на глазах у сотни скучающих пассажиров с паспортами наготове. Для Биэрда публичный секс среди равнодушно взирающих зевак являлся ни с чем не сравнимой фантазией, и ведь сработало. Он успел кончить.

Когда он после эскапады на стороне вернулся в постель к Мелиссе, она обцеловывала его лицо со словами:

– Ты мое сокровище. Спасибо тебе. Я люблю тебя. Майкл, я люблю тебя. Ты мой единственный мужчина.

Он решил, что это полицейский вертолет, зависший неподалеку над самыми крышами, нарушил его сон, но пока он приходил в себя, машина ушла на север, и стало ясно, что это соседский горластый пес. Его рука запуталась в волосах Мелиссы, ее правая нога лежала на его бедре. Он тихо высвободился и немного полежал, пока она что-то недовольно бормотала во сне. Когда она успокоилась, он вылез из-под одеяла. Найти слабо освещенную ванную было делом не трудным, и он нагишом быстро туда направился.

Черный сланцевый пол всю ночь прогревался, приятно по такому ступать побелевшими холодными подошвами. Пусть планета летит в тартарары. Вспомнив про всякие зеркала – одно из них закрывало всю стену, – он на всякий случай притушил ночное освещение, перед тем как попить воды из-под крана в умывальнике. Помочившись, он опустил деревянное сиденье, а за ним и крышку унитаза. Прежде чем сесть, он влез в красный халат, подаренный ему на Рождество три года назад, и завязал поясок.

Порой оргазм вызывал у него бессонницу. В гостиной ему, наверно, было бы удобнее, но пойти туда значило сделать шаг навстречу неизбежному бодрствованию, завтрашнему дню, очередной странице своего существования. Чувствовал он себя скверно. Хотелось забыться, и ванная была временным прибежищем, предбанником сна. Он сам не понимал, отчего его так развезло. Он мысленно подвел итог вчерашним возлияниям – вроде его обычная норма – и начал было давать привычные зароки, но тут же махнул рукой, прекрасно зная, что он в утреннем исполнении и он же в залитом солнцем салоне самолета рейсом из Берлина, в удобном кресле, со стаканом джина и тоника в руке, – это два разных человека. А кстати, что он читал в самолете? Ну что может читать здравомыслящий мужчина? Подряд три доклада. Первый: черновой прогноз от инсайдеров нефтяной индустрии, рассчитавших, что пик нефтедобычи будет достигнут через пять – восемь лет. Совсем мало времени на то, чтобы кардинально развернуть ситуацию. Второй, тоже черновой прогноз, обещающий появиться осенью: четверть млекопитающих на планете находятся под угрозой, Великое Вымирание набирает ход. Третий: научное исследование на основе данных о таянии арктических льдов, предсказывающее, что льды исчезнут к 2045 году.

Расстраивало ли его чтение этой апокалипсической писанины? Отнюдь. Сразу видно, серьезный человек с озабоченным лицом, получающий удовлетворение от работы и даже не думающий о предстоящем ланче, вот он помечает важные пассажи или свое несогласие карандашными подчеркиваниями, стрелочками и загогулинами, а слева в иллюминаторе, как в овальной рамке, заключена лазурная тропосфера, а в десяти километрах под ним раскинулась безлесная северогерманская равнина, отутюженная столетиями кровавых сражений и переходящая в голландскую с ее мондриановскими полями. Стоявшее высоко над облаками южное солнце своим потоком фотонов освещало и освящало его труды. Как после этого завязать с джином?