Солнечная полянка

Во всём приходе Нурка все люди спали, поэтому никто так и не узнал, что случилось на самом деле в ту давнюю весеннюю ночь в местной богадельне. Наверняка стало известно только то, что на рассвете обитателей богадельни разбудила чу́дная музыка, которая доносилась с картофельного поля. Это звенела липа и пел соловушка, и потому ко всем пришла радость. Липа звенела так упоительно и так сладостно пел соловушка, что в избушке стало красиво и люди в ней могли радоваться.

А Малин с тех пор никто больше не видал. Все очень горевали о ней и гадали, куда бы это она могла исчезнуть. Один только Юкке Киис, полоумный дурачок, говорил, что, когда липа звенит, у него в голове раздаётся один и тот же голосок, и голосок этот шепчет ему: «Это я! Малин!»

Стук-постук

Давным-давно, в пору бед и нищеты, по всей стране водились волки. И вот однажды на хутор Капелу пришёл волк и напал на овец. Проснулись утром хуторяне, глядь, а курчавые овечки и ласковые ягнятки лежат на лугу мёртвые и кругом разбрызгана кровь – всех волк загрыз, ни одной не оставил. Худшего несчастья для бедных людей невозможно и представить. Ах, как горевали, как плакали обитатели Капелы! Как проклинала вся округа кровожадного убийцу! Мужчины собрались и с ружьями, с ловчей сетью отправились на охоту, выгнали зверя из логова и поймали. Так волку и смерть пришла. Поделом ему, злодею. Не будет больше овец губить! Да только плохое это утешение: овечки пропали – назад не воротишь! Ужасное горе случилось в Капеле.

Больше всех горевали двое: дедушка да внучка Стина Мария, самый старый и самая малая из обитателей Капелы. Сели они на пригорке позади овчарни и заплакали. Сколько раз они любовались отсюда овечками, которые паслись на лужайке, и всегда всё было тихо и спокойно, никаких волков в помине не было. Всё лето каждый день дедушка и внучка приходили сюда: дед грел на солнышке старые кости, а Стина Мария строила среди камней игрушечные домики и слушала дедушкины рассказы. Дедушка много рассказывал такого, про что знают только старые люди. Про хульдру[1] – чешет хульдра золотым гребешком свои длинные волосы, а сама спину закрывает, потому что сзади она пустотелая; и про эльфов[2] рассказывал дедушка – к эльфам близко не подходи, эльф дунет на тебя, порчу наведёт; ещё рассказывал дедушка про водяного – водяной живёт в речном омуте и на арфе играет; от дедушки узнала Стина Мария про троллей – тихо бродят тролли в лесной чаще; и про подземных жителей – эти прячутся в глубоких норах, и даже имя их нельзя произносить вслух. Обо всём этом и толковали дедушка и внучка, сидя за овчарней, – старый да малый всегда друг к другу тянутся. Иной раз дедушка говорил Стине Марии заветный стих, такой же древний, как хутор Капела:

Стук-стук-постук!
Для овечек тучный луг.
Сколько было – столько есть.
Тучек на́ небе не счесть.

В такт этим словам дедушка ударял посохом о землю, а под конец подымал его над головой, чтобы Стина Мария поглядела, как в вышине пасутся тучки; поэтому, дескать, небеса хранят всех овечек и ягнят, которые живут в Капеле.

Но сегодня дедушка со Стиной Марией оба плакали, потому что нынче никак нельзя было сказать «сколько было – столько есть», овечки погибли все до единой, и небеса, хоть и пасутся на них тучки, не уберегли земных овечек и ягнят от волка.

– Кабы живы были овечки, мы бы их завтра стригли, – сказала Стина Мария.

– Да, кабы живы были овечки, – вздохнул дедушка, – мы бы их завтра стригли.

Стрижка овец была для Капелы праздником. Конечно, для овец и ягняток никакой радости в этом не было, зато радовались Стина Мария с дедушкой и все остальные обитатели хутора. Сначала на холм возле овчарни притаскивали большую бельевую лохань, потом доставали большие овечьи ножницы, которые в остальное время висели на стене в сарае, а мама Стины Марии выносила из дому нарядные красные ленты, которые она соткала своими руками, – этими лентами овцам опутывали ноги, чтобы не разбежались. Потому что овцы трусили и не хотели купаться в лохани, им не нравилось, когда их связывали и переворачивали вверх ногами, им неприятно было прикосновение холодных железных ножниц. И они совсем не желали расставаться со своей мягкой, тёплой шубой для того, чтобы обитатели Капелы могли сделать себе зимнюю одежду. Овцы отчаянно блеяли у дедушки на коленях, не понимая, зачем их стригут. Дедушка всегда сам стриг овец, никто не умел так ловко управляться с ножницами. А пока дедушка стриг, Стина Мария держала голову ягнёночка и пела ему песенку, которой выучилась у дедушки:

Ох ты мой ягнёнок,
Бедненький малыш!

Ах, бедные ягнятки! То, что с ними теперь случилось, было куда страшнее. Волчьи зубы злее, чем ножницы, а обливаться собственной кровью, конечно, гораздо хуже, чем искупаться в большой лохани.

– Никогда уж, наверно, не будет больше овечьей стрижки в Капеле, – сказала Стина Мария.

Но, как говорится, поживём – увидим…