Соллой

Арси Берк Соллой

Три месяца вахты подошли к концу. Сегодня, двенадцатого сентября, прилетит борт и снимет меня с точки. Три долгих месяца, я нёс вахту один. Вокруг только тундра да болота.

Это зимой, когда навалит снега, встанут трескучие морозы, тогда только пробьют дорожники "зимник". Закатают его волокушами, будет дорога из снега и льда. И здесь закипит жизнь. Приедут обходчики, строители, вахтовики. Техники разной нагонят, транзитом многие пройдут. А сейчас – никого, я один Сашка связист, молодой и наивный. В общем-то по штату ещё двое должны быть: обходчик и дизелист; но фирмы в летний период экономят, да и чего в зря людей мариновать.

Это первая моя вахта. Сам подписался на эту точку «сто сорок четыре», предупреждали же, что один буду там. Три месяца! Ничего, решил, справлюсь. И справился ведь. Правда, чуть рассудком не подвинулся, но справился. Ни радио, ни телевизора. Только по рации анекдоты, иногда смешные, от таких же бедолаг, как я, да постоянный звон комариного писка, вот уж к чему привыкнуть было сложнее всего.

Но сегодня всё. Сегодня домой. Дима Воротников, сменщик мой, уже сообщил по рации, что они на сто одиннадцатой сели. Потом уйдут на дозаправку и на обратном пути меня сменят. Неверилось, черт возьми!

Шум вертолёта я услышал только во второй половине дня. Сильно грохочет винтокрылая машина. Ещё и не видно её, а звук уже долетает. В небе появилась чёрная точка. Ну наконец-то! Сердце забилось чаще, волнение захлестнуло. Домой! Не  пролетел бы мимо?! Не верилось.

Нет, не пролетел. Завис над площадкой, грохоча и поднимая винтами стены из пыли вокруг себя, приземлился. Винты сбавили обороты.

Из вертолёта в открытую дверь вылетел рюкзак, за ним пара валенок, всунутых один в другой. Показалась большая клетчатая сумка в руках моего сменщика. Димка, не большого роста, толстенький, с рыжими усами. Вязаная шапка натянута на глаза.

– Всех комаров накормил? – хлопнул он меня по плечу.

– Нет, тебе немного оставил.

– Как "Утка" дышит? (УТК- удлинитель телефонных каналов) – крикнул он и полез зачем-то в сумку.

– Всё норм. Всё работает! ОТЕ (итальянская радиостанция) пришлось на мачту лезть, антенну поправлять – ветром развернуло. Всё остальное в поряде. – крикнул я.

– Ну давай, удачно до земли добраться.

Дима сунул мне бутылку водки "Исток" и хвост копчёной рыбы.

– Наша традиция! – крикнул он и опять хлопнул меня по плечу.

Я закинул на плечо рюкзак и залез в вертолёт.

Людей внутри было битком, как сельдей в бочке.

– Давай, проходи, не задерживай, нам ещё в одно место залететь надо!

Это начальник участка, Рубеныч. Строгий мужик. Закаленный сервером. В военном камуфляже. Голова обрита на голо. Пышные, ухоженные чёрные усы. Сам высокий, крепкий. Мужичище! Очень мы Рубеныча уважали.

Я протиснулся в заднюю часть вертолёта. Частота вращения винтов стала нарастать. Грохот усилился и скоро стал таким сильным, что не слышно было собственного крика. Машина медленно, тяжело стала подниматься в серое небо.

"Явно с перегрузом летим", – решил я.

Мужики во всю праздновали возвращение домой. Кто-то сунул мне маленький пластиковый стаканчик наполненный водкой. Я улыбнулся и отмахнулся, не хочу мол. Потом протянул им свою бутылку водки и рыбу. Пейте, коли в радость! Чего уж там.

Прошло около двадцати минут полёта, когда к привычному уже грохоту винтов прибавился жуткий скрежет. Нас сильно тряхнуло, потом ещё. Вертолёт накренился на правый бок, там, где сидел я. Пьяные мужики расставив руки полетели на мою сторону.

– Держись! – заорал Рубеныч.

Сильный удар всех подкинул, и ещё. Людей швыряло в железном брюхе вертолёта в разные стороны. Я услышал хруст ломающихся рук, ног и черепов. Маты и вопли. Звук рвущихся тканей. Скрежет железа. Удар головой о переборку, и я потерял сознание.

Первое, что увидел, придя в себя, – это то, что наш вертолёт разорвало на две части. Вахтовики лежали кто как, в самых разных позах. Разбитые головы, залитые кровью лица, переломанные конечности. Мой левый глаз залила кровь из рассеченной брови. Пошевелил руками и ногами. Боли нет, значит, цел.

– Есть кто живой? – хрипло крикнул я. Никто не ответил. Я снял с себя мёртвое тело здоровенного бородача, и пополз к зияющей дыре. Лямка моего рюкзака зацепилась за ногу, и он волочился за мной. Рядом маленькие языки пламени облизывали обшивку. Наверное, проводка загорелась. У выхода лежал Рубеныч. Он был жив. Кожа на его голове была содрана до белой кости черепа, кровь залила лицо. Большие голубые глаза смотрели отрешенно. В животе торчал рваный кусок металлической обшивки. Я хотел потянуть его, чтобы вытащить из тела, но он помотал головой: "Не надо!"

Огонь за спиной расходился. Перекидываясь на вещи и тела мужиков.

– Беги! – прохрипел Рубеныч, из его рта полетели сгустки алой крови.