Солярис. Возвращение со звезд.

— Подожди. Они могут жить, даже если, как ты говоришь» они и перестали летать из-за бетризации. Стоило ли, надо ли было платать такую дену — вот проблема, которую теперь следует решить, мой дорогой.

— Да? Предположим, ты женишься. Что ты так смотришь? Не можешь жениться? Можешь. Я тебе говорю, можешь. И у тебе пойдут дети. Ну, и отнесешь их на бетризацию с песней на устах. А?

— Без песни. Но что я мог бы сделать? Не стану же я вести войну со всем миром...

— Ну, тогда пусть будет над тобой небо, черное в голубое,— пожелал он мне.— А теперь, если хочешь, мы можем поехать в город...

— Хорошо,— согласился я,— обед через два с половиной часа, мы успеем.

— А если мы не успеем, то нам ничего не дадут?..

— Дадут, только...

Я покраснел от его взгляда. Делая вид, что ничего не замечает, он отряхивал песок с босых ног. Мы поднялись наверх, переоделись и поехали на автомашине в Кла-вестру. Движение на шоссе было интенсивным. Первый раз я увидел цветные глайдеры — розовые и светло-желтые. Мы нашли мастерскую. Мне показалось, что я заметил удивление в стеклянных глазах робота, который осматривал мою машину. Мы оставили ее и пошли пешком. Оказалось, что есть две Клавестры — старая и новая. В старой, местном промышленном центре, я был вчера с Маджером. В новой дачной местности было много людей, в основном молодежь и подростки. В ярких, блестящих одеждах ребята были похожи на римских легионеров, материалы блестели на солнце, как латы. Много красивых девушек, часто в купальниках, очень смелых» таких я еще не видел. Идя с Олафом, я чувствовал на себе взгляды всей улицы. Цветные группки, завидев нас, останавливались под пальмами. Мы были выше всех и привлекали всеобщее внимание. Ужасно неприятное ощущение.

Когда мы сошли с шоссе и направились полями на юг, в сторону дома, Олаф вытер пот платком. Я тоже немного вспотел.

— Черт побери! — выругался я.

— Полегче...— Он кисло улыбнулся.— Гэл!

— Что?

— Знаешь» как это выглядело? Как киносъемка. Римляне, куртизанки и гладиаторы.

— Гладиаторы — мы?

— Конечно.

— Побежали? — предложил я..

— Побежали.

Мы помчались по полям. Миль пять. Но мы взяли слишком вправо и пришлось немного вернуться. И все равно мы успели до обеда еще искупаться. 

V

Я постучал в комнату Олафа.

— Если свой» то войди»—услышал я его голос.

Он стоял в центре комнаты голым и обрызгивал свой торс светло-желтой, тут же пушисто застывающей жидкостью.

— Это жидкое белье, а? — спросил я.— Как ты справляешься с этим?

— Я не взял другой рубашки,— буркнул он.— Тебе что, не нравится?

— Нет. А тебе?

— У меня порвалась рубашка.

На мой удивленный взгляд он ответил с гримасой:

— Тот улыбчивый парень, понимаешь...

Я промолчал. Он натянул свои старые брюки — я помнил их еще по «Прометею»',— и мы сошли вниз. На столе стояло только три прибора, а столовой никого не было.

— Нас будет четверо,— обратился я к белому роботу.

— Нет, извините, Маджер уехал. Вы, госпожа и ваш друг — вас трое. Мне подавать или подождете госпожу?

— Пожалуй, мы подождем,— поспешил с ответом Олаф.

Вежливый человек. Девушка в эту минуту вошла. На ней была та же самая юбка, что и вчера, волосы немного влажные, видимо, после бассейна. Я представил ей Олафа. Он держался спокойно и с достоинством. Я никогда не умел вести себя так.

Мы разговорились. Она сказала, что ее муж в связи с работой должен каждую неделю уезжать на три дня и что вода в бассейне, несмотря на солнце, не такая уж теплая. Но этот разговор быстро прервался; я как ни старался, не мог ничего придумать и, погрузившись в молчание, сосредоточенно принялся за еду; сидящих за столом я воспринимал лишь как контрастные силуэты. Я заметил, что Олаф смотрит на нее, но только тогда, когда говорит с ней, и что она поглядывает в мою сторону. Лицо Олафа было непроницаемо. Словно он думал все время о чем-то другом.

В конце обеда пришел белый робот и сказал, что воду в бассейне к вечеру подогреют, как пожелала госпожа Мад-жер. Она поблагодарила и пошла к себе. Мы остались вдвоем. Олаф посмотрел на меня, и я снова сильно покраснел.

— Как это происходит,— сказал Олаф, принимая у меня сигарету,— что тип, который сумел влезть в эту вонючую дыру на Керенее — вернее, старый стопятидесятилетний носорог, начинает...

— Пожалуйста, перестань,— буркнул я.— Если хочешь знать, я бы снова влез туда...

Я замолчал.

— Хорошо. Больше не буду. Даю слово. Но .знаешь, Гэл, я понимаю тебя. И голову даю на отсечение, ты даже не догадываешься, почему...

Он показал головой в сторону двери.

— Почему?

— Да. Знаешь?

— Нет. Ты тоже.

— Знаю. Сказать?

— Пожалуйста. Но без свинства.

— Ты действительно сошел с ума! — возмутился Олаф.— Все просто. Но у тебя был один дефект — ты не видел, что у тебя под носом, ты видел только то, что далеко, разные там Канторы, Корбазилеусы...

— Не паясничай.

— Я знаю, что это скулеж, но мы же остановились в развитии, когда за нами затянули шестьсот восемьдесят винтов, понимаешь?

— Да, и что дальше?