– Я уверена, ты достаточно хорош, как раз то, что надо. Ей просто необходимо это осознать и принять. Она сейчас сама не своя. И терять дом тоже нелегко. Вдобавок ко всему…
Я тоже повернулся. Перед нами расстилались деревья, небо и большая темная масса Албании, а по треугольнику моря медленно двигалось к мысу несколько фигурок.
– Вдобавок к чему? – спросил я. – Мы разве не на отдыхе?
Она едва заметно вздохнула.
– Как тебе объяснить… Отдых здесь всегда не совсем отдых. Скорее, почти обязанность. Элис с самого начала несла на своих плечах бремя исчезновения Джесмин.
– Но почему?
Она снова вздохнула, на сей раз тяжелее.
– Отчасти, полагаю, потому, что она была там, когда это случилось, пережила вместе с Ивонн ту ночь и последующие дни, допросы полиции, поиски… Как и все мы. Только Элис – такой уж она человек – приняла все ближе к сердцу, чем остальные. А теперь заканчивается срок аренды, она теряет дом… У Элис есть одна черта… Ты не знаешь ее так, как я. Ей просто необходимо быть главной. Всю жизнь так. Она никому не доверяет и довольна, только когда руководит сама. Я очень ее люблю, правда, но она уверена, что если не она в центре, все пойдет насмарку. Если у руля не она, то все не так, как надо.
Я нахмурился.
– Это, наверное, создает проблемы.
– Такой уж она человек, – повторила Тина.
По дороге домой мы оба молчали. Меня сморило: смесь психического истощения, огорчения, жары и снотворного эффекта пива. Тина вставила диск, сборник который они каждый год привозили на Пирос, – вроде шутки, понятной лишь избранным, только в музыкальной форме. Из-под слипающихся век я смотрел, как поднимаются и опускаются оливковые рощи, соединяются и расходятся море и небо. Сонно подпевал второму треку, красивой печальной песне о жестокости и предательстве.
– Так ты ее знаешь? – удивилась Тина.
– Ага, в колледже часто крутили.
Ее лицо на мгновение повернулось ко мне.
– «Неприглядная черствость», группа «Все, кроме девушки». Флорри ее очень любила. Говорят…
Флорри. Я раскрыл глаза и выпрямился. Песня пробудила память? Перед глазами возникло овальное личико с мальчишеской стрижкой, легкий неправильный прикус, мерцание свечей, ресторан «Махараджа тандури». Бешеный танец на какой-то вечеринке, неуклюжий поцелуй на углу Кингс-пэссидж и еще одно интимное воспоминание: скользящие простыни, шероховатость стираного-перестираного сетчатого одеяла.
– Странно… Я и не подозревала, что вы встречались, – задумчиво произнесла Тина.
– Совсем недолго. То есть… – Я постарался придать голосу нужную интонацию – легкая озабоченность и толика огорчения: – Мне очень жаль, что она умерла.
Тина медленно поморгала и – тут я не уверен – едва заметно качнула головой.
– Знаю, это ужасно.
– Она болела?
– Эндрю не любит об этом говорить. В некотором роде закрытая тема.
– Несчастный случай?
– Можно сказать и так: кошмарный несчастный случай.
Мы свернули на дорогу к дому. Тина резко переключила передачу и показала поворот, глядя в зеркало. Я открыл рот, чтобы задать вопрос, но у нее было такое лицо, как будто она сейчас заплачет.
– Извини, – произнес я.
Не хотелось ее расстраивать. Есть и другие способы узнать, что случилось.
Глава 12
Дом нагрелся, как консервная банка. Стены будто колыхались от жары. На ветке оливы, как летучая мышь, висел черный купальник; пластмассовая бутылочка «Амбр солер» стояла у ножки стула. В остальном дом казался необитаемым. Тишина – строители отдыхали. Пустая терраса ослепляла солнцем.
Тина развесила полотенца сушиться и села за стол. Я возился на кухне, заваривая чай «Ред лейбл» в пакетиках, который обнаружил в буфете. Вокруг головы, выписывая спирали, жужжало несколько мух. В раковине высились горой грязные тарелки с завтрака: клякса масла, полумесяц хлебной корки. На столе кто-то забыл несколько монет, небрежно завернутых в смятые пять евро. Карман у шорт Эндрю был неглубоким, и я сунул монеты и бумажку в пачку сигарет, а ее закатал, на манер Джеймса Дина, в рукав футболки.
Принес на подносе чай.
– О! Чудесно! Будешь хозяюшкой? – пошутила Тина.
Я разлил чай, она сделала глоток и продолжила:
– Блаженство! Просто удивительно, как горячее может так освежать!
Теперь я часто думаю о Тине. От нее исходило тепло. Она была необыкновенной, совсем не пара для Эндрю. Могла бы достичь любых высот, если бы следовала своим желаниям, если бы сбросила с себя его ярмо… Мне она всегда нравилась. Наверное, все вышло бы иначе, женись я на женщине вроде нее.
В следующую секунду она высвободила волосы из льняного платка, который стягивал их сзади. Они вырвались на свободу, пружиня вокруг лица, точно золотисто-каштановый венец. Причесала пятерней и, смущенно смеясь, заправила за уши.
– Тебе надо их отрастить, – улыбнулся я и на мгновение представил, как надо мной поднимается ее нагое тело. Увидел полузакрытые карие глаза и свободно качающиеся полные груди, которые она так любит прятать.
Она вспыхнула, как будто прочитала мои мысли, и пробормотала:
– Эндрю нравится, чтобы коротко. Легче ухаживать. И в моем возрасте…
– Каком еще возрасте?! – произнес я так ласково, как только мог.