— Еще на что-то надеется. Это и заставляет нас торопиться. Этот кадетский домовладелец, продажный слуга английского банка, всячески открещивается от участия в военном заговоре и отрицает его существование. Три дня назад, 12 сентября, Щепкин показал, — Дзержинский взял из той же панки новый документ и прочитал: — «Из найденных у меня депеш я намерен был исключить все, что касается вопроса о возможности устройства вооруженного восстания».
— Это похоже на то, что на воре шапка горит, — сказал Менжинский.
— В том-то и опасность. Щепкин очень скуп в показаниях на имена и факты. Описывал лишь историю руководимой им политической организации. А все то, что касается военной организации, категорически отрицал. Но в депешах, о которых он говорил и которые были переписаны его рукой, находятся прямые указания на военно-подготовительную работу, скупку оружия, подготовку захвата радиостанции, даже намечался срок восстания — 21—22 сентября. Есть и другие указания на подготовку мятежа: подозрительные сборища у Алферова и Миллера, кстати сказать обласканного Троцким.
Дзержинский извлек из папки и подал Менжинскому еще две бумаги:
— Это заявление одной учительницы и военного врача, вовлеченного в организацию. У меня к вам, Вячеслав Рудольфович, просьба: вместе с начальником оперативного отдела Артузовым заняться делом штаба добровольческой армии и разработать план операции. Вначале нужно снять головку, а затем и всю организацию. Времени у нас мало. Если восстание намечается на двадцать первое, то операцию надо провести до двадцатого числа.
— Ну что же, будем работать. Как говорят, назвался груздем — полезай в кузов, — отозвался Менжинский.
Висевшие на стене часы пробили девять.
— Артузов уже должен вернуться, — глянув на часы, сказал Дзержинский, — сейчас его пригласим и узнаем, что нового.
Вызвав секретаря, Дзержинский спросил об Артузове.
— Приехал, Феликс Эдмундович. Ждет.
— Зовите.
В кабинет вошел начальник оперативного отдела Артур Христианович Артузов, энергичный молодой человек. Ему тогда не было и 29 лет. Он имел высшее образование по специальности инженера-металлурга. Дзержинский представил ему Вячеслава Рудольфовича.
Познакомившись, сразу же приступили к делу.
Дзержинский попросил доложить, что нового в показаниях арестованных о штабе добровольческой армии.
Артузов доложил:
— Показания Щепкина вам, Феликс Эдмундович, известны. Мартынов на допросах излагает лишь историю своего первого ареста и освобождения из тюрьмы. Не отрицает связи с Щепкиным. Подтверждает, что имел поручение от Щепкина отвезти письмо в разведывательное отделение штаба Деникина. Из членов штаба, кроме Соколова, арестованного летом, и Стогова, бежавшего из тюрьмы, никого не называет. Самое интересное в его показаниях то, что накануне ареста Щепкина он встретился у него с каким-то человеком среднего роста, на вид лет тридцати пяти, приехавшим из Сибири. Блондин с небольшой рыжеватой бородкой, одет в кожаную куртку.
— Вероятно, это и есть тот Василий Васильевич, курьер от Колчака, который привез миллион Щепкину, — сказал Дзержинский. — А что вам, товарищ Артузов, удалось узнать о Миллере?
— Миллер — начальник окружной школы артиллерии, — докладывал Артур Христианович, — на хорошем счету в Реввоенсовете, ему даже поручают чтение лекций у кремлевских курсантов. Живет на даче в Кунцеве. Обращался к Троцкому с просьбой выделить ему мотоцикл.
— А в главном управлении военно-учебных заведений, — вставил Дзержинский, — просил дать ему скорострельные пушки.
— Что известно о Сучковых? — спросил Менжинский.
— Сучковы? Братья Сучковы служат в школе маскировки, — сообщил Артузов. — Николай Сучков женат на сестре Миллера, Марии Александровне. Но связь тут не только родственная. Сучковы в последние дни усиленно ищут, где бы купить типографию.
— А в школе маскировки есть типография? — спросил Дзержинский.
— Как будто есть.
Уточнив еще некоторые детали, Дзержинский поручил Менжинскому и Артузову разработать подробный план изучения военно-заговорщической организации. В частности, было решено договориться со Склянским от его имени направить мотоциклиста к Миллеру и установить негласное наблюдение за особняком Сучковых в имении Солдатенкова.
Разошлись от Дзержинского уже ночью.
Прощаясь с Артузовым, к которому Менжинский с первого дня проникся симпатией и уважением, он попросил:
— У меня к вам, Артур Христианович, покорнейшая просьба: вызвать утром в Особый отдел этого доктора, что знает Миллера, и учительницу, которая оставила вот это заявление. Кстати, положите эти бумаги у себя. У меня еще нет ни стола, ни кабинета.
На следующее утро Менжинский направился на Лубянку, в Особый отдел ВЧК. Дождь, который шел вечером и ночью, прекратился. Над столицей висел туман. Звенели трамваи, по омытым дождем тротуарам спешили пешеходы.
Артузов был уже на работе.
Договорившись об основных контурах плана предстоящей операции, Менжинский занялся заявлениями учительницы и доктора.
Доктор ничего нового не сказал.